Рассказы про собак

Бычихин:
Еще один поэт среди нашего брата, отлично!
"Сел он в свой газ-69 и уехал! Пес воет в вольере, я реву в комнате, бабка причитает на кухне.. . Как я тогда обиделся на него!... "
Александр - это про меня! Только меня не взял на рыбалку отец, обещал - и не взял! Горе мое я до сих пор помню! Хотя он и взял меня потом, и свое счастье я тоже помню во всех подробностях - а прошло уже 50 лет.
А Тарзан и его 30 км дороги до озера - это великие собачьи тайны, и до конца, мне кажется, нам не понять этого - потому что это чудо.
А счастье в твоем очерке - так и плещет! Пиши еще, только знаки препинания расставляй, никак вас не уговорю любить запятые и тире.

знаки препинания моя проблема, я школу прогуливал, пропадал на охоте мне в этом году 36 из которых 25 я охочусь.

Ратоборец, пиши! Буду читать и без запятых!)

Напишу обязательно, времени у меня просто нет, работа!!!

Вега .
Моя звёздочка, самая лучшая собака во вселенной...
Так сложилось в жизни что охотиться я начал во время. Ровно в 11 лет. Дед покойничек приучил и завещал что дело это семейное и мужское, велел как женюсь купить сначала ружье а потом уж чайник и кастрюли. Деда я поминаю посей день и только добрым словом. Отслужил я Родине, женился и спустя 10 лет все таки развёлся , не соответствовал звёздности своей первой жены и в один прекрасный день взял лишь ружье и охотничий рюкзак ушёл к родителям, оставив все что было сыну и бывшей жене. Прошло время и все вроде стало налаживаться, встретился я с Наташей и началась другая и совсем новая жизнь, в новой семье нашлось понимание что я охотник и с этим всем придётся жить , да собственно ни кто и не против. Долго мы не могли родить ребёнка и я сильно затосковал. И как то сложилось так что совершенно прохожий человек в разговоре рассказал мне что его сосед , прекрасный между прочим человек и отличный охотник во второй раз развязал свою суку и у него есть щенки Курцхаара, я сначала вспомнил и тихо закурил , как умирала моя старая Вильда и все настаивали меня её усыпить..... я не смог предать её может я и скотина что доставил ей столько мук но я не убил её и не дал это сделать никому... . Вобщем я потерял покой с одной стороны я хотел помощницу , но я знаю как больно и сложно их терять, а как трудно я пережил смерть своей собаки, и зарекался вообще никогда их не заводить. Но телефон заводчика все же взял... . Домой я пришёл с тяжелыми думами, жена постоянно спрашивала что не так и я выдал что мы покупаем собаку.... . Ну конечно все было не в мою пользу, и зачем ??? И мы ремонт собираемся делать , и у тебя работа !!! Кто ей будет заниматься и прочее , прочее. Вобщем я был не понят и мы вдребезги разругались с женой. Утром жена спросила меня о том не передумал ли я, и молча выдала нужную сумму, и уехала в командировку. Я поехал за собакой..... . Точно знал что я хочу суку.
Приехав к заводчику я не застал его дома, встретила меня его жена и двое разбойников с голыми животами которые мнгновенно показали мне отличного кобеля, заставив его сидеть , лежать, ползти , гавкать и давать по очереди правую и левую лапу. Затем мне позвали суку и она была похожа на большую мышь с длинными ушами и огромными сосками, видно что это курц но она ощенилась ровно три недели назад,и тут мне открыли щенков к своему удивлению я увидел три щенка вместо четырёх, они рвались к миске с молоком, а где же четвёртый ??? Хозяйка оветила что его уже забрали,заприметив щенка мастью очень похожей на папу я стал за ним наблюдать, и я не ошибся .... . Это была она ..... Вега...... Моя звёздочка... . Я поднял неё и осмотрел, Маленький плюшевый коричневый комок с крапчатым пузом, пока осматривал её она лизнула меня за нос .... . Опустил глаза и увидел петлю... . Больше я выбирать не мог .... . Оставил деньги в прихожей я взял своё сокровище и поспешил уйти не глядя на других щенков, ( мне почему-то в такой момент очень сложно) и обняв собачку я уходил прочь, хозяйка провожая меня даже заплакала и сказала " Боже в какие руки!!! Я так рада"
С тех пор прошло год и семь месяцев, я не ошибся ... . Мы стали командой, это самая прекрасная помощница , она мастерски выдавливает фазана из крепей, храбро добирает Русаков которых я бывает зараниваю, смирно стоит со мной всю вечёрку и не шелохнётся , но после выстрела лезет в холодную воду и выносит жирных крякашей, может мы и не выставочные собаки но я точно знаю что это моя звёздочка .... . Моя Вега...... .
Мы пережили уже два охотничьих сезона были на Каспийском море, и облазили большую част Волго-Ахтубинской поймы, и без трофея мы просто не приходим домой. Вместе болеем, вместе радуемся, мы отличная команда!!!!

Originally posted by ратоборец:

самая лучшая собака во вселенной...

Дай Бог всем псам таких хозяев!

Lady Hunt:

Дай Бог всем псам таких хозяев!

Спасибо..

Ну, что? "Экипаж! Всплываем!"
Сначала спрошу. Кто-нибудь что-нибудь знает про Игоря Бородавкина (Vetdoctor)? Слишком давно здесь не появлялся.
Ну, и я продолжу всплытие темы. Честно говоря, опять Бычихин практически заставил "что-нибудь" написать.

РАЗДВОЕНИЕ ЛИЧНОСТИ
Я на охоту очень редко кого в компанию приглашаю. И сам редко езжу в компаниях. Потому что нас и так достаточно. Нас трое. Во-первых, я - охотник-романтик. С огромным стажем, но очень молодой по возрасту. Второй компаньон - это снова я. Расчетливый законченный прагматик. Существенно старше меня - романтика. Но если судить о результатах охоты по морозилке, то охотник гораздо более удачливый, нежели я - романтик. И третий член нашей команды - курцхаариха (или курцхаря) Нюшка. Этой просто 6 лет. Собака опытная, достаточно мудрая, имеющая восьмерых детей в возрасте двух лет. И если честно, с некоторых пор главное действующее лицо наших охот. Потому что я, который прагматик, находил бы более продуктивное времяпрепровождение, нежели хождение с ружьем по полям и болотам, не будь с нами Нюшки. В любви к этому члену нашей семьи мы оба - и романтик, и прагматик - испытываем небывалое единодушие.
Так и ездим втроем. Нюшка - та просто счастлива и четко сама знает, что ей делать в какой момент. А вот мы постоянно о чем-то: хорошо, если просто беседуем. А нередко и спорим. Но вынуждены приходить к какому-либо консенсусу. С другой стороны, поговорить с умным человеком всегда приятно. И не понять наперед, кто из нас в каждом случае будет прав.
Вот и сегодня - собираемся на охоту вечером. А день рабочий. То есть, когда приедем домой. А дорожнички, как всегда, меняют 'летний' асфальт на 'зимний'. Много стоим, мало едем.
- Ладно, полвосьмого приедем на место - самое то будет. Часик походим по полю, а потом пол часика постоим на утку. - Это я-прагматик говорю. - Прошли те времена, когда по две недели в палатке жили, а добывали штучки три-четыре кряквы за все время.
- Зато радости сколько от этих трех-четырех было. Каждую аккуратненько ощипывал, а потом опаливал. Все остатки перышек вытаскивал. Для опаливания специально примусочек с собой возил. 'Турист' назывался. Между прочим, до сих пор живой. В сарае стоит. А второй совершенно новый, купленный в запас, на полке в кладовке. А сейчас что? Шкуру с пером сдираешь и в морозилку. Разучился радоваться одной штуке. А помнишь, - ударился в воспоминания я-романтик, - на Синявинских болотах в палатке два дня жили? Флинтуху уговаривали подать - сначала трех, а потом двух. Эх, и спаниель был! И машины тогда не было, пешком пять км до автобуса, потом на автобусе, потом на электричке. И в метро. В руках ружье, за спиной рюкзак, в сумке Флинт. И весь гордостью полон, что с такой добычей:
- Ага, а потом в ванной ощипывать, над плитой опаливать, ружье на лестнице чистить. Вот радость-то: Ты, вообще, что бухтишь? - Прагматик как будто слегка рассердился. - Сейчас полчаса на машине. Даже 28 минут - у меня выверено. Не романтично ему.. . Зато всё успеваешь. Раз - и мы на месте. Вышли - и пошли. Уж что-нибудь Нюшка найдет непременно. Не голодаем, слава Богу. Теперь Нюшка главная героиня.
- Это ты говоришь?
- Я. Ты не согласен?
- Да, нет. Просто удивляюсь, что ты про Нюшку так говоришь.
Да, вот по части Нюшки у нас разногласий не бывает. Романтик, убаюканный согласием прагматика, начинает мечтать.
- Слушай, а может поедем на дальние озера? Там хоть корпусов этой птицефабрики в видимости нет. Лес настоящий. Да и утка там летала. Борька, вон, в прошедшее воскресенье трех штук прямо над собой взял!
- Борька твой по колено в воде стоял. А при заезде защиту картера оторвал. Или предлагаешь машину у шоссе оставлять, а самому километр грязь месить? А потом в ночи, с фонарем, обратно, думая, а цела ли машина? Вот уж нет. Да и Нюшка-то что делать будет? Ждать, пока сверху что-нибудь свалится и пищать от тоски? Вот на фига тебе эта утка, если есть, чем по-настоящему собаку занять?
Как только появляются аргументы в пользу собаки, споры прекращаются.
- Согласен, едем на ров. Но в прошлый раз там утка совсем не летала.
- Ну, так и в этот, скорее всего, не полетит. Зато в поле было две куропатки и коростель. Всего за час.
Нюшка встречает с тапками в зубах. Нет, Нюшка, ужинать сейчас не будем. Ужин переносится на 21.30. Уже посчитано.
Начинаем сборы.
Права, ключи от машины, мобильник, зажигалка, кошелек с деньгами (на всякий случай), портсигар с куревом, манки в ягдташ, часы на руку. Что забыли? Бипер на собаку, жилет сигнальный, пульт. Патронов? Проверяем карманы жилета - 11 штук 'семерки' спортивной, почти 20 штук 'пятерки' - более, чем хватит. Все сборы за мною-прагматиком. Романтикам доверять нельзя. На нем пусть будет креатив.
Шляпа с пером - ну, это обязательно. Романтику без нее никуда, а у прагматика возражений нет. Пиджак береттовский поверх жилета, брюки тоже оттуда. Кстати, покупал прагматик в аутлете в Италии. Еще зонт на телескопической ноге был куплен. Тоже береттовский. На случай дождя на тяге или той же утке. Уже не раз был в деле. Другие мокрые до нитки, а ты сухой. Главное, ружье сухое. И за все про все меньше 200 евро.
- Сапоги кожаные берем?
- Ты ж их не почистил? Хотя, ладно, бери.
- Вот черт, что-то трет поверху стопы.
- Тогда не бери. Берем болотники в мешке отдельным местом.
- Ружье берем горизонталку, естественно?
- Да не очень-то и 'естественно'. Просто полуавтомат спортивные патроны не всегда ест. А так ввернули бы цилиндр, и милое дело. Потому что приедем в потемках. А ружье чистить. А чистить один ствол проще. Но сверловка 'трибор' и 660-е стволы - это, конечно, довод.
Чищу ведь я - тот, который прагматик. Или, выражаясь современным языком, перфекционист.
- Жалко, что спортивные не ест. Опять мне зубочисткой в эжекторах ковыряться. Вот ведь дожили. На форумах покупку ружья озаглавливают 'Муки выбора'. Муки выбора у них! А у нас, помнишь? Два месяца с зеленой бумажкой по всем магазинам. И везде пусто. И так каждый день. А потом, когда 'выкинули' 43-й ИЖ, так аж 65-м в списке оказался. К концу субботы пятым. А воскресенье и понедельник - выходные. Во вторник к 8 утра, чтобы никто другой свой список не составил. До 11 часов под дождем. Пара ветеранов пришли - вне очереди. Но в первом часу ты был уже самым счастливым человеком - с коробкой под мышкой, в метро - и домой. Не было у нас мук, потому что и выбора не было. Зато ангину на следующий день огреб по полной. 'Муки выбора': Книжки б лучше почитали да поняли, что хотят. Сегодня даже хотеть надо за них.
Прагматик слегка не в духе - молодежи уже досталось. Наверняка досталось бы и школе, и правительство б своё получило - их счастье, дорога у нас короткая - 28 минут.
Нюшка в своей переноске на заднем сиденье нетерпеливо повизгивает.
- Ну, тихо, тихо. Все, приехали...
Переодеваем башмаки на сапоги, ягдташ на плечо. Ружьё в полноразмерном чехле, хотя романтику подарили в свое время очень изысканный кожаный футляр с мехом внутри - как раз под горизонталку - 'итальянку'. Но в таких выездах прагматик категорически его не приемлет: разбирать-собирать - нет. С переднего сиденья берем шляпу с пером. Шляпа настоящая, датская, фетровая. Без шляпы что за легашатник?
- Вспоминаю тебя лет двадцать назад, - иронизирует мой перфекционист. - Во видуха была! Весь в камуфляже, на руках перчатки 'штурм'. И бандана на голове. И тоже камуфляжная. На поясе нож. На шее - патронташ на 24 патрона. Ремень шею трет, зато смотрится - ну, прямо смесь белогвардейского офицера с головорезом спецназа. А сейчас смотрю, прям высокая мода. Футболка вон 'барбуровская' с легавой на груди, шляпа с пером, жилет 'блайзеровский'. Патроны теперь в карманах. Ножа не видно. В ягдташе. Пиджак охотничий, итальянский опять-таки с серебряной легавой на лацкане. Выпендриваешься, а зрителей-то и нет:
- А зачем нам зрители? Я зачем на охоту хожу? А ты? Уж кто-кто, а ты-то точно не за добычей. Опять посчитаешь и опять что будешь говорить? По такой себестоимости дешевле говядину мраморную прямо из Европы выписывать! А ходишь. А зачем? А я тебе скажу: за душевным равновесием идем. И тебе оно надо, как ни крути. Ну, примерно, как в церковь народ идет. Так мы с тобой на охоту. С высшими силами общаться. Так почему надо быть абы как одетому? Ведь праздник. Не для зрителей праздник, для себя. Вот и одеваемся.
- Ладно. Давай собаку одевать.
Тут уже все более, чем рационально. Пусть и жарко будет в такую погоду в жилете, зато мне спокойно. Не на полянах для гольфа охотимся. Вон, всякого чертополоха по пояс, земли не видно. Давай, Муська, лапу: вторую лапу.
Нюшка послушно поднимает по очереди лапы, давая надеть на себя оранжевый жилет с грудной вставкой. Уникальный жилет. Самое активное участие мы с Нюшкой принимали и в разработке, и в испытаниях. Почти год до ума доводили. Никто и не подозревает, сколько в это изделие вложено расчетов и испытаний. Главной рекламной фотомоделью выступила, конечно, Нюшка.
Ну, теперь все. Начинается. Нет никого в округе. Как же мы любим эти моменты! Только мы, только поле, предвкушение азарта и атаки. Собрались, зарядили ружье, выдохнули.
Атака.
- Нюшка! Вперед! Ищи-ищи-ищи-ищи:!
Кто дал эту команду? Кто из нас двоих? А мы сами уже не знаем. Атака одинаково захлестывает нас обоих.
Что там оценивается? Красота и манера поиска? Какая манера, какая красота? Нюшка ныряет в кустарники, появляясь отрывистыми оранжевыми пятнами жилета по ходу своего галопа по этим возвышенностям и впадинам. Иногда исчезает и нам остается ориентироваться на нее по движению кустов или по сигналу бипера, если контакт потерян. Это на состязаниях трава скошена. А тут все по-боевому. Зато и птица есть. Иногда Нюшка вылетает из высокой травы оранжевой свечкой вверх, в полете оглядывает пространство и, находя нас, снова исчезает. Нет, никто нам больше не нужен. Когда душа ликует и поет, когда улыбаешься, как дурак, сам себе. Ну, и Нюшке. Потому что она - тамада этого праздника. Тут даже перфекционист-прагматик затихает и начинает лыбиться. Идем, не спеша, сами вперед, перпендикулярно Нюшкиным галсам.
Конечно, я должен направлять собаку. Я и пытался вначале. Нюшка идет, но показывает всем видом - иду только потому, что ты того хочешь. Дескать, давай, пройду с тобой, куда тебе больше нравится. Прошелся? Убедился, какой ты охотник? Ну, а теперь за мной! И мы идем уже следом.
То, что в этом поле есть птица, тоже Нюшка определила. Стояли на этом рве, залитым водой, на утку. Отстрелялся лихорадочно по одной. Пошла она на поле. Показалось из оврага, что снижаться стала. Может, подранок? Вот и предложил нашей главной охотнице проверить. Проверила. Утки не было. Но стойка была. А потом подъем и взятие куропатки из выводка. Так что, пусть поиском занимается тот, у кого лучше всего получается. Вот Нюшка уже видна не фрагментами, а неким плавно перемещающимся оранжевым пятном. Тормозит.
-Нюшаня, тихо, тихо, тихо, тихо:
Нюшаня смотрит на нас и снова продолжает своё замедляющееся движение вперед.
Ну, неужели началось? И десяти минут, вроде, не прошло. Точно, началось! Хвост прекратил всякое движение. Морда Нюшки стала серьезной. Такое впечатление, что сейчас в напряжении упадет головой вперед.
Тут даже у прагматика нервы подводят. Вкладываться заранее или вложимся после подъема? Предохранитель сейчас спускать или перед самым выстрелом? Но выстрел будет. Это точно.
Спокойно. Встали. Глубокий вдох-выдох. Момент истины. Красота. Нет, вокруг, конечно, кусты чертополоха и всякого чепыжника. Пейзаж такой никакого художника не вдохновит. Красота - в эмоциях.
Ну, с Богом.
- Вперед!
Нюшка кидается стрелой, втыкаясь вытянутой мордой в куст. Хлопанье крыльев и вылет из куста коростеля.
- Стоять!
Нюшка останавливается, оборачивается и смотрит на работу своего напарника, потом на удаляющегося коростеля, потом снова на напарника. В этот момент раздается выстрел. Всего один. Но его хватает. Прагматик замечает место падения, а романтик кричит:
- Ай, красота, ай, умница! Подай, подай скорее.
Перелом ружья. Эжектор выбрасывает гильзу. Потом подберем. Пока вперед к месту падения всех тащит прагматик. Но Нюшка там раньше.
- Все, умница, не мять, не мять!
Нюшка отдает добычу. Пусть укладывает в ягдташ прагматик. А то романтик в прошлом году утку положил в порыве эмоций. Потом долго извинялся перед Нюшкой: прости, потерял. Простила, нашла. Но все равно, наверное, в душе потешалась
- Давай-ка постоим, дух переведем. Я, наверное, никогда к этому не привыкну.
- И собака пусть поостынет. У нее, похоже, эмоций не меньше.
- Может, закурим?
- Бросал бы ты уже курить. Пить, вон бросил! Пять лет уже, как ни грамма. Молодец. Зарядку уже два года как делаешь. Дождался жаренного петуха - прям образец для подражания стал. Может, на сей раз ждать не будем?
- Да, надо бы, конечно! Но вот как тут: А: Закурю все равно.
- Ну, хрен с тобой. Тем более, я заметил, что как закуриваешь, так птица и появляется. Ладно, кури и пошли потихоньку. У нас и так на все не больше часа. До заката.
Нюшка начинает свои полеты галсами над кочками и ямами, а мы потихоньку движемся генеральным ее курсом.
Стойка на бегу с разворотом назад. Ай, красота. Как будто споткнулась и смотрит обо что. Ветра-то совсем нет. А чует наша Нюшаня! Да вовремя чует!
- Да, мать, ты - мастер. Настоящий мастер, и морозилку заполнять, и душу нам с напарничком тешить. Звездочка ты наша. Тут и наш прагматик под каждым словом подпишется. Он только кажется циником.
Ну, пошли.
-Нюшанечка, умница, стоим, стоим:
Все. Теперь и мы стоим. Где птица, откуда будет вылет -Бог его знает. Скорее всего, выводок куропатки. Будет их несколько и со всех сторон. Вспоминаем, что выбираем одну и стреляем ее. За остальными наблюдаем.
Ух! Вдох-выдох.
- Вперед!
Хлопанье крыльев как взрыв петард, и мельканье птиц. Глаза не могут сфокусироваться на чем-то определенном. Вроде вот эта подходящая! Эх, не успевает ружье довернуться, знаешь, что мажешь, а все равно, палец уже тянет спусковой крючок и выстрел уже не остановить. Второй впопыхах в догонку. С тем же результатом.
- Что это было?
- Судя по всему, это был промах. Кто-то у нас на стенд ходил, потому что перед собакой было стыдно:
- Нет, это кто-то в каждом глазу по две куропатки видел и думал, как бы это так с пары выстрелов штук пять взять. Дрожь во всем теле от жадности. Что будем делать?
- Извинимся перед собакой и пойдем дальше.
Нюшка простит. Она все нам прощает. К кому-кому, а вот к ней претензий быть не может.
Идем дальше. Нюшка только начинает притормаживать в своем галопе, не успевает перейти на потяжку, как перед ней метрах в десяти из куста взлетает коростель.
- Далековато же, не попадешь, - это романтик выражает свой скепсис, опасаясь второго промаха.
- Хорошо летит. И эмоции ушли.
С первого выстрела коростель падает в высокую траву. Нюшке только остается продолжить свое движение и подать трофей.
Эжектор выплевывает одну гильзу.
- Ну, вот примерно так, - перфекционист доволен, похоже, и он не прочь покрасоваться дальним и точным выстрелом.
И снова отправляемся кружить по буграм и впадинам, заросшим редкими кустиками и всяким бурьяном. При таком ландшафте да в безветрие ровный челнок все равно не получится. Вот и бродим, как Бог на душу положит. Но Нюшкина морда снова принимает сосредоточенно серьезный вид, галоп переходит на шаг, а потом и на потяжку. Наконец Нюшка превращается в неподвижную статую. Даже хвост не шевельнется. Ну, значит, снова будет подъем, будет выстрел. А главное, будут эмоции. Это стойка не по коростелю. Это явно куропатка. На сей раз надо без ошибки. Вот какая прямо из-под собаки поднимется, ту и стреляем.
Собственно, она одна и оказалось. А посему, возможная ошибка самоликвидировалась. И опять все получилось с одного выстрела. Есть, чему отдельно порадоваться. Что-то еще умеем, что-то еще можем!
Расслабились, обнаглели. Встала Нюшка по коростелю, так захотелось спереди зайти. Чтобы собака на тебя подняла птицу. И такая была наглая самоуверенность на лице. Хоть и не было зеркала, но наглостью этой просто все пространство вокруг наполнилось. Перехитрили сами себя. Нет бы преспокойно в угон выстрелить. Сами и воспрепятствовали нормальному вылету, рожей своей наглой прямо на пути коростеля послали его в крутой вираж, а вот поспеть за этим виражом собственным разворотом - не сумели. Ни на первый выстрел, ни на второй. Поделом, конечно. Судя по Нюшкиному взгляду, она тоже не смогла понять логики такого маневра.
Ну, и еще два коростеля и одна куропатка были успешно добыты - классически, буднично и с первого выстрела.
Прагматик смотрит на часы:
- За 45 минут семь работ. Реализованы пять. Не будем жлобами - порадуемся за результат и кончаем полевую охоту. Пошли на ров утку ждать. Да и у Нюшки язык уже до земли. Жарко ей.
Жарко всем. Береттовский пиджак уже стал влажным снаружи, промокая изнутри от пота. Мокрой стала даже шляпа с пером. Даже глаза пощипывает от пота. Зато в душе откровенный праздник. Ну, были эти два промаха. Но собака-то какова! В полное безветрие. И (прагматик уже все подсчитал) - меньше, чем 6,5 минут между работами в среднем. В совершенно диком поле. Это вам не по выпускной охотиться на стриженных газонах. Все по-честному. И трава по пояс, и кусты - не сразу продерешься. Хватит.
Идем ко рву. Нюшка, завидев воду, тут же с разгона кидается остывать. Если б еще раздалось шипение, как от раскаленного гвоздя, никто бы, наверное, не удивился. Долго плавает у самого берега среди ряски.
Утиная охота. Пожалуй, самая располагающая ко всяким философским рассуждениям. Потому что всегда боишься опоздать и, поэтому, приходишь рано. Бывает, еще солнце не зашло за горизонт. А идти никуда не надо. Стой на месте. А то и вовсе сиди. Чем заниматься? Вот и думаешь. О чем только ни думаешь. Вплоть до судьбы государства российского, до высокой международной политики. Ну, это в основном, когда есть с кем на охоте поговорить, а не просто обмениваться мыслями, как мы сейчас. Вот тогда-то и уводит. Нет, наедине с собой мысли, как правило, такими далекими не бывают. Как-то все поближе к себе. Где там эти трампы, мэйи, эрдаганы, ну, и конечно, Путин? А я вот здесь и сейчас. Со своими проблемами и радостями маленького человека, как учили на уроках литературы. Сегодня все больше с радостями. Потому что настроение отличное и за собаку гордость распирает. За свою собаку перед самим собой. А больше нам никто и не нужен.
- Вот скажи, в чем суть собаки на охоте? Не в самой же добыче? Не в комочке же этих перьев, правильно? В эмоциях все дело, которые собака нам дает. И - в празднике души. В нашем личном празднике. На этом празднике нам никто больше и не нужен. 'Лишний рот, что нож в спину!' Шутка, конечно. И зачем нам мнение 'третьих лиц'? Но вот эти 'третьи' почему-то упорно пытаются залезть на чужой праздник со своим самоваром. Дескать, это - правильно, а это - неправильно. Вот скажи мне, прагматик, любитель все измерять, как это мерить красоту хода или выразительность стойки в : баллах? И по этим критериям собак сравнивать? Вот какая сегодня могла быть красота хода, если хода этого вообще не было видно? Одни оранжевые пятна - то в кустах, то в траве. А то и вовсе по биперу шли. Как тут красоту определять? А вот эмоции - да, выше крыши! Выжимать можно эти эмоции - и из жилета, и из пиджака, и даже из шляпы. А вы как в фигурном катании - баллы! По каким критериям, как?
- Можно, наверное, было бы и измерить. А надо оно? Пытаться всех подогнать под общий знаменатель? А чего ради? Тебе оно надо? Вот и мне не надо. Находились в свое время строем. Хватит. Один может быть у нас общий знаменатель. Любовь, как бы это пафосно не звучало. Любовь к своей собаке. Вот на ней все и строится. Вот и нас с тобой она воедино сливает, как бы не спорили по всякой ерунде. Есть любовь - будет тебе и радость, и эмоции, и праздник души. Богатство душевное будет. Нет любви - хоть увешайся дипломами, а голодранец ты душевный.
А предназначение собаки, что на охоте, что просто по жизни - делать из нас людей. Если угодно, историческая миссия.
Полюбил собаку, вырастил из щенка своего самого преданного друга, значит, всегда сможешь с ним договориться и работать в паре. Ты же, в конце-концов, охотник. Взял щенка, а потом не смог найти с ним общего языка, значит, недозрелый ты еще человечек. Да, и охотник, значит, хреновый. Ищешь собственную значимость в заслугах своей собаки, ну, значит самому тебе грош цена.
Любовь должна быть всему основой. Вот на ней ой, как много можно чего хорошего понастроить. И жить ради этой любви - уже не так уж и мало.
- Это я все от тебя слышу? Ты ж у нас циник законченный?
- Вот оттого и слышишь. А ради чего, по-твоему, я вообще здесь нахожусь? Ради чего вкладываю столько сил и денег? Только потому, что оно того стоит. Стоит вкладываться в эту самую любовь, чтобы просто не стыдно было перед самим собой. Чтобы человеком оставаться. Потому что иначе все вокруг просто не имеет смысла.
Нюшка тоже думает о чем-то своем, философски глядя на воду и иногда тихонько поскуливая от желания хоть как-нибудь, но охотиться и не стоять на месте.
Всякие философские рассуждения и политические дебаты с появлением первой утки тут же обрываются, но почти всегда приводят к тому, что она преспокойно проносится над водоемом в силу полной неготовности охотника к выстрелу. И стоит как на ладони, и глядит не в ту сторону. Зато первый пролет показывает, что охота уже началась. Следует пара нелестных выражений и в адрес утки, и в свой собственный. А дальше уже и охотник, и его ушастый напарник превращаются в слух и зрение.
Но это, когда лет есть. А вот если его нет, то мысли и про себя, и вслух, для замеревшей в ожидании собаки, продолжаться могут до самого конца, когда под ногами без фонаря уже ничего не видно. Зато на фоне неба можно еще разглядеть силуэт птицы. И вот эта гипотетическая возможность останавливает и не дает спокойно отправиться домой - к теплой и светлой кухне с кофе и телевизором. Гипотетическая потому, что даже, если какая запоздалая утка и прилетит, лететь она будет вовсе не на фоне чистого неба, а на фоне леса на противоположном берегу - снизится до уровня леса еще на подлете к водоему и пойдет над водоемом на бреющем полете, будучи совершенно невидимой.
Время, когда между прагматиком и романтиком опять начинается конфликт.
- Все, никто уже не полетит. А если и полетит, все равно не увидишь!
- Ну, а вдруг. Одна какая-нибудь?
- Так бывает каждый раз. Когда-нибудь твое 'а вдруг' срабатывало? Даже, если и прилетит, даже если всплеск посадки услышишь, все равно ничего не увидишь. Только расстроишься лишний раз. И вообще, завтра на работу, ружье еще чистить, дичь разделать, самому умыться.
- Дичь можно и завтра.
- А если завтра на охоту снова соберемся? Да, и вообще, пожалей собаку. Она еще даже не ужинала.
А это уже довод железный. Хватит нам дичи для душевной радости. Дальше уже будет суровая охотничья рутина. А вот Нюшка действительно мало того, что набегавшаяся, так еще и голодная. В обычном режиме она должна была бы поесть три часа назад. Но нельзя перед охотой.
Все. Снимаемся.
- Нюшаня! Поехали домой! Кушать поехали.
Нюшка вскакивает и бежит вверх из рва к машине.
Первой на свое место забирается Нюшка. Тут же укладывается на свое расстеленное в переноске покрывало и сворачивается клубком .
Мы уезжаем. По колее в поле пробираемся уже под дальним светом фар. Потом выбираемся на асфальт. Для нас это уже почти что дома.
По дороге эмоции остывают. Дальше все уже буднично и по накатанному плану. Первое - накормить собаку. Нюшка вылизывает миску и отправляется спать. Она самая счастливая из нас. - у нее уже отбой состоялся. Нам до него далеко. Снимаем с ружья стволы, затыкаем винными пробками, прыскаем баллистол , ставим на подставку, специально сделанную перфекционистом для чистки стволов, затем кладем дичь в холодильник. Теперь можно поесть и самим. А заодно и телевизор глянуть. Возврат в цивилизацию. Потом чистка ружья. Это прерогатива исключительно прагматика. Потому что никому другому он этого просто не доверит. Тщательно, нудно, долго и качественно. Даже зубочистки в дело идут - куда уж круче?
А вот романтик набивает перед этими мероприятиями свою трубку. В зависимости от степени загрязнения ружья и количества дичи он выбирает ту, которую будет сегодня курить. Потому что так уж заведено - как у Шерлока Холмса - дело должно быть на одну трубку. Так и живем - один курит трубку, а второй чистит ружье, разделывает добычу, подписывает на пакетах дату добычи и вид дичи и укладывает в морозилку.
- Слушай, здорово сегодня все получилось. На душе хорошо. Может, напишем что-нибудь про сегодняшний день?
- А в психушку не заберут? За откровенное раздвоение личности? Да, и кто это читать будет? Если только Бычихин?
- Рукописи не горят, говорят. Вот и останется что-то о сегодняшнем празднике.
- Хочешь - пиши. Тем боле, что писать все равно тебе. А мне - ружье чистить.
Вот и пишу. А наша любовь и наша главная героиня, смешно уткнувшись носом в стенку камина, сопит на своей постели.

Хорошо! И правильно - наверное!

даже не знаю с чего начать, но поступок мой хоть и мерзкий но все же я думаю оправдан, не судите строго но я сделал то что должен был сделать, не думаю что слабый человек способен на такой сложный выбор.

Есть такое название человеку -"Охотник" это не пол и не возраст и даже не звание, это состояние души человека. Им нельзя назваться, им нельзя стать, им нужно просто родиться.

Как просто иной раз люди делают выбор и часто не обдуманный.
Один человек приобрел по случаю старенькое но доброе охотничье ружье, и по характеру своему горячему в одночасье решил что он лютый и прирожденый охотник, и все что ему сейчас нужно, это ветер свободы, степь, ружье ну и конечно же собака. НЕ долго думая он забирает прекрасного щенка лайки,потрясающий кобелек,похожий на волчонка и очень очень толковый и весьма сообразительный.
И попытав себя в одном сезоне, и не слушая никого абсолютно быстро утерял интерес, он надеялся на несметные количества трофеев и чуть ли не торговлю тушенкой. Привыкшый считать все затраты и получать от всякого своего действия прибыль. Вобщем не сложно догадаться что вскоре ружье его стало тихо ржаветь в сейфе, а прекрасный кобелек был привязан на цепь возле ворот,для брехания на прохожих.Сколько я его не просил продать , отдать мне собаку на все получал ответ что и недумай.
...... Пршло три года и прекрасный кобелек превратился в грязный шерстяной комок,с кучей блох и болезней из за неполноценного питания и отсутсвия даже коротких прогулок,пес тихо угасал и наконец количество глистов в его несчастном теле сделало свое дело и псу медленно но верно приходил конец.
и тут звонок;
- слушай ну помоги...
- да конечно!! Чем?
-Застрели Боя(кличка)
-Да ты чего охренел что ли??
-Сань ему хана!!!
-А что усыпить ни как?
-ну блин не начем везти в город....
- Слушай я не могу.....

.... я закурил и стал сам не свой с одной стороны и (ИМЯРЕК) мне друг. Но я знаю что пес не живет,он последний год просто сидит на цепи. И взгляд у него потухший и жить так охотничьей собаке все равно как человеку в плену.К тому же ему осталось очень не долго и черви его уже жрут изнутри.

я набираю

- Слушай (.... ) ну это твоя собака, так застрели сам.
- Бля, Сань я не смогу... . у меня рука не поднимается.........

... Ну если ты не застерлишь я попрошу еще кого нибудь....

... Хорошо...
В тот момент я подумал о том что убить собаку нужно одним выстрелом и чтоб он ничего не понял. В себе я уверен и знаю что выстрел будет верным.А кого он попросит? А вдруг смажет? и без того несчастная жизнь собаки еще и закончиться жуткой болью и мукой...

...я сел в машину и старался не смотреть вообще в сторону собаки, было очень сложно и светило вечернее солнце..... . но украдкой я увидел как пес безнадежно смотрел на последнее солнце в его не долгой и мучительной жизни...
Когда приехали к месту я тихо и вышел из машины прятал ружье как преступник.
..... Бой простосмотрел на закат...
..... Я позвал его, и он смиренно как воин вышел вон из машины и тихо не оглядываясь пошел прочь.. . Он знал что я выстрелю........ . и он не оглядывался......... если бы он посмотрел на меня ,я бы наверное не смог...... но он тихо шел... я вскинул ружье и нажал на спуск...

... Простишь ли ты меня ???

с одной стороны и (ИМЯРЕК) мне друг

Мдаа.. . Один такой друг и врагов уже не надо. Одну душу загубил, вторую на грех толкнул...

ИМХО. С выстрелом, Вы, правы.

ДимаК:

Мдаа.. . Один такой друг и врагов уже не надо. Одну душу загубил, вторую на грех толкнул...

ИМХО. С выстрелом, Вы, правы.

Я просто хотел высказаться, все что я пишу это то что происходило со мной. Знаю что поступок мой мерзкий..... Ещё более погано что я играл с этим псом, он меня знал и доверял мне больше чем кому либо.

Надо добавить позитива!
Я тоже пишу то, что со мной происходит. Здесь, правда, собака присутствовала только за кулисами, но она там была

Весна вопреки обстоятельствам

Сначала вступление, без которого не обойтись.
Для всевозможных графов и князей их увлечение охотой нередко оказывалось фатальным. Один шею свернул, с коня упав. Другого вепрь или медведь порвал. Или вот у Некрасова, хотя и не про знатных особ, а про мужика обыкновенного: 'Сорок медведей поднял на рогатину! На сорок первом сплошал:'
У меня все наоборот. Обожаю охоту в новогодние каникулы. Когда страна пребывает вся в некотором подпитии, тишина за городом. Едешь по пустынным дорогам в поля вдвоем с собакой, а потом ходишь по этим полям до вечерних сумерек. Заяц для легашатника - это скорее простое везение, нежели целенаправленная охота, но все-таки. Да, и куропатки - нет-нет, да позволят полюбоваться собачьей стойкой. Их, конечно, не стреляем - им и так непросто. А в общем, как говорил мой самый первый в охотничьей жизни егерь - Валера Скрипкин: 'Главное - за стволы подержаться!'.
Вот и катались с Нюшкой с самого начала этих всероссийских каникул. Даже первое января не стало исключением. Пока жена не сказала, что пора бы устроить если не себе, то хотя бы собаке, выходной. Устроил.
Вместо охоты просто гуляли с собакой по садоводству. Своим обычным много-многолетним маршрутом, на котором Нюшка - не первая моя собака. Вот тут все и случилось: Это уже потом была восстановлена картина происшествия в результате детального осмотра места женой и теоретических рассуждений. А тогда, четвертого января около 16.30 я оказался лежащим на льду на краю лужи, совершенно не имея возможности пошевелить правой ногой. Судя по огромным глазам подбежавшей Нюшки, она тоже не могла понять происшедшее. Как потом выяснилось, лужа оказалась сравнительно глубокой. К тому же с острым ледяным краем. А в самой луже валялся полиэтиленовый пакет. Вот на этом пакете нога и соскользнула в саму лужу, а острый бруствер пришелся как раз на середину бедра при моем падении. В результате - перелом бедерной кости со всякими смещениями и отломками.
Нормальные люди бьются и ломаются на охотах. А я от того, что на охоту не поехал.
Потом мне уже везло. Меня отвезли во ВНИИ травматологии, меня не 'отфутболили', а приняли сразу. Сначала были исключительно мысли о том, что очень неплохо было бы когда-нибудь в обозримом будущем просто встать на обе ноги. Мысли об охоте появились уже после успешной операции, когда в моем бедре помимо костей оказался целый набор дополнительных металлических конструкций, а я уже на следующий день после операции под руководством врача - методиста стал осваивать костыли. Конечно, ни о какой зимней охоте речи и быть не могло. Но впереди же - весна! Впереди вальдшнепиная тяга, о которой каждый охотник мечтает с самого нового года, когда пусть еще и снега по колено на дорогах, но день-то уже все равно начал удлиняться, а значит идет она - такая долгожданная весна.
И все шло очень даже оптимистично. В феврале я уже сам водил машину, все еще передвигаясь на костылях, а в марте даже съездил в командировку в Москву, будучи уже с тростью. Весеннюю охоту, казалось, уже ничто не сможет остановить.
Вот уже и апрель настал. Солнце не только светит, но и греет. До праздника души - рукой подать. Патроны все перепроверены и переложены не один раз. 'Эх, Нюшка! Выкарабкались! Скоро уже!'.
А потом был контрольный рентген, по результатам которого мне сообщили две новости.
Новость хорошая - перелом сросся. Конечно, еще не полноценно, но процесс идет очень хорошо.
Новость плохая - по неизвестной причине 'железо' в ноге пошло 'гулять', и поперечный штырь движется в сустав, что чревато его повреждением в дальнейшем. А потому срочно необходима вторая операция по удалению всех металлоконструкций.
Вот это был уже шок. Потому что, если даже все сделать в самые минимальные сроки, весенняя охота абсолютно выпадает из какого-либо здравого смысла. И с этого момента я уже думал исключительно о своем весеннем вальдшнепе, срочно собирая анализы, готовясь к очередной госпитализации и новой операции. Надо было как-то, но успеть!
И вторая операция успешно состоялась. Но в своем восстановлении я оказался отброшенным минимум на полтора месяца назад. Через девять дней открывается весенняя охота, а я только снова начинаю ходить на костылях.
Собственно, на этом вступление можно закончить.
Чтобы обстоятельства меня больше не ломали, я сам решил ломать обстоятельства. Решил, что пусть один-два раза, но на охоту выйду. Добуду что-нибудь или нет - совершенно неважно. Но на точку охоты выйду обязательно. И с ружьем в руках. Что для этого потребуется, это уже отдельный вопрос. Но охоте быть!
Мои лечащие врачи, наверное, узнав о моих планах, отправили бы меня на обследование к психиатру. Хотя, все в том же ВНИИ травматологии в ординаторской другого отделения одно время уже висела моя фотография с аппаратом Илизарова на левой руке и вальдшнепом в правой.
Было такое. Перелом левого предплечья со смещением. Тоже операция - установка аппарата Илизарова. Тогда, правда, меня не резали, а только сверлили. И тоже 'вовремя' - за три недели до весенней охоты. Еще интересовался, нет ли у кого из коллег по увлечению какого-нибудь опыта стрельбы в подобном положении? Или примеров для подражания? Ни у кого опыта не было. Более того, высказали массовый скепсис по-поводу успеха подобной затеи. Но ведь получилось - добыт был вальдшнеп. Вот и подарил тогда фотографию своему лечащему хирургу, как рекламу качества оказанных медицинских услуг. Стрелять было трудно, но передвигался тогда без ограничений. Сейчас все наоборот.
Наверное, уже отступая, мои негативные обстоятельства решили подкинуть мне еще сюрприз - Нюшка выдала, как всегда 'вовремя', 'женские дни'. Хотя и так брать ее в таком моем состоянии на охоту было делом сомнительным. Если бы возникла необходимость взять собаку на поводок, это было бы не безопасно для моей только-только сросшейся ноги. Так что, может, обстоятельства, напротив, уберегли меня от излишних соблазнов. Ведь взял бы, если бы не:
Первый пробный выезд мы предприняли с внуком. Со дня операции прошло всего 10 дней. Даже швы еще не были сняты. Поэтому, решил именно для начала просто подержаться за стволы, пройдя от машины не более сотни метров по достаточно твердой тропе, чтобы костыли не проваливались в оттаявший мокрый лесной подстил. Надеялся, а вдруг какой-нибудь вальдшнеп протянет не по моим местам, а здесь, где я сижу в принесенном внуком походном кресле. Нет. Не то, что не протянул, не то, что не увидел, а даже не услышал ни одного. Зато внук сфотографировал такую охоту, которых, надеюсь, в моей жизни больше не будет.
Подержаться за стволы оказалось мало. Не бывает вальдшнепиной тяги без вальдшнепа. Для окончательной победы над обстоятельствами нужен был вальдшнеп настоящий. Нужен был, как минимум, выстрел.
А посему, сразу же после снятия швов я был полон решимости своего вальдшнепа все-таки добыть.
И отправился на тягу в одиночку, но с полным настроем на победу. Пятница была. А в лесу выделенных стоянок для людей с ограниченными возможностями пока никто не предусмотрел. Не предполагают, наверное, что такие могут быть не только возле универсамов, но и в лесу. Место моей обычной стоянки, с которой хожу на свое место тяги, оказалось занятым. Люди приехали заранее на 'рублевые' места. Я себе лишнее время в лесу на костылях позволить не могу. Нельзя мне устать заранее. Только после того, как дело будет сделано. Дорога огибает подлесок и выводит на просеку. Деревья вдоль ЛЭП, конечно, великоваты для верного выстрела, но с другой стороны, вальдшнеп там всегда тянул. Да, и дорога достаточно твердая - можно нормально передвигаться на костылях. Еду и осматриваю возможные места, где можно и машину поставить, никому не мешая, и самому встать, чтобы вальдшнепа не просто увидеть, а прикинуть еще место его возможного падения, потому что в буреломы просеки мне будет при всем желании не пробраться. Но вот ведь:! Это ж тропинка к самому моему месту, просто, с другой стороны. По лесу. По мокрому подстилу. Но место-то мое! Каждый год я на нем вальдшнепов брал. В общем, если осторожно, то можно: А я и буду осторожно. Вот это и будет настоящая победа над обстоятельствами. Чтобы ничего не сменилось в моем весеннем вальдшнепе с этими обстоятельствами. Значит, вперед!
По тропинке идти вполне сносно. Только под ноги надо внимательно смотреть - всякие лужи, любые неровности - это реальный шанс споткнуться, что в моем положении категорически делать нельзя.
Маршрут по тропинке закончился. Теперь надо просто в лес. Недалеко - метров тридцать до поляны. Но сейчас эти тридцать метров - самый сложный участок пути. Сначала костылем щупаю почву на шаг впереди, потом осторожно опираюсь на этот костыль, потом делаю шаг. Благо, время позволяет пока не торопиться - солнце только-только зашло. Лишь бы костыли в землю не проваливались. Костыли вперед - проверка земли на прочность - перенос веса на костыли - шаг следом. Так за несколько минут я эту целину благополучно преодолеваю. Все! Вот она - моя поляна. Осматриваюсь вокруг. Вот центральное дерево - ориентир, под которое обычно кладу ягдташ, к этому дереву в позапрошлом сезоне выходила косуля. Стояла и смотрела на меня метров с десяти. А я на нее. Огромные глаза и огромные уши. Если честно, никогда на такую красоту ружье не поднимал и не подниму. Над канавой справа, где проходит один из возможных маршрутов пролета вальдшнепа, деревья особо не разрослись, значит, и увидеть вальдшнепа, если полетит, удастся своевременно, и выстрел должен быть вполне уверенным. А может полететь и от просеки, от тропинки, по которой я шел. А может и просто спереди. Не полетит только слева, где достаточно густой лес высоких деревьев. Надо точно определиться, как встать самому, так, чтобы на любое возможное направление развернуться только корпусом. Даже одну ногу переставить не удастся, потому что, когда обе руки окажутся задействованы ружьем, костыли в любом случае окажутся на земле. Хотя, если даже просто увижу, если услышу, а если еще выстрелю, можно будет считать, что программа минимум выполнена полностью. Не за едой я сюда пробирался.
Выбрал направление на канаву справа. Покрутился корпусом - вроде, все возможные направления закрыл.
В округе пока никто не стрелял, хотя количество встреченных машин ясно говорило о том, что я здесь на охоте далеко не один. Значит, пока просто ждем. Вот только идти - существенно труднее, чем стоять, а потому присесть на какой-нибудь пенек или поваленное дерево в стороне, как обычно делаю в таких случаях в ожидании времени тяги, сегодня не удастся. Ну, и ладно. Будем отдыхать, как боевая лошадь. Стоя. Максимально навалившись на костыли, чтобы максимально разгрузить травмированную ногу. Стоять и радоваться, что все-таки я стою. Стою на обеих ногах. Что все операции позади, что даже железа у меня в ноге теперь нет. И я не просто стою, а стою на своем месте на вальдшнепиной тяге. Пусть и на грани фола, но все-таки пришел к своей весенней цели. Практически на полном цейтноте, но пришел. А дальше уже просто дело времени. Все будет отлично! Выкарабкался и из этой жизненной передряги.
Где-то очень далеко раздается одиночный выстрел. Это совсем не означает, что началась тяга. Это мог быть и просто выстрел по консервной банке. Но в ожидании тяги любой выстрел, услышанный после захода солнца, однозначно воспринимается, как команда с этого момента находиться в мгновенной готовности к выстрелу. Всем управляет азарт. Слишком это желанный трофей - весенний вальдшнеп на тяге. Вот и я мысленно прорабатываю маневр отбрасывания костылей (точнее, не отбрасывания, а освобождения, чтобы упавшие костыли я бы смог поднять, не сходя с места). А еще в случае попадания мне надо сразу и очень внимательно следить за местом падения, потому что собаки со мной нет, и поиск в моем нынешнем положении 'вручную' будет очень далек от обычного. Вот о том и думаю, непрерывно сканируя взглядом весь сектор возможного появления вальдшнепа.
Небо темнеет. Сейчас ему бы и потянуть самое время. Руки на ружье уже по-боевому - левая за цевье, правая за шейку приклада - только б не пропустить! Чтобы не хрюкнул где-нибудь незамеченным за спиной, исчезнув над деревьями. Уже и про костыли забыл - совершенно нормальным сам себе кажусь. Но небо продолжает темнеть, а вальдшнеп пока себя так и не обнаружил - ни визуально хотя бы вдалеке, ни хорканьем, пусть и не будучи увиденным. Может, не случайно мы с внуком, сидя у дороги, ничего так и не встретили? Может, не тянет он нынче здесь вовсе? Может, надо было на канаве встать, где, наверняка, сейчас Палыч со своим Ирбисом стоит? И собака была бы на подаче. И ближе к дому на 15 минут езды. Но вот только там надо сначала канаву с водой перелезть. А как? Если и ухватиться-то не за что - канава вдоль шоссе.
И все равно в удачу надо верить. Потому что:Вот оно. Сначала подумал, что показалось - какой-то одиночный 'хрюк'. А потом он появился. Пока далеко, но идет над правой канавой, иногда исчезая за одиночными высокими деревьями. Второго такого счастья сегодня может уже и не быть. Надо брать это. Пусть и не близко, зато поводка будет медленнее, что для меня сейчас очень даже кстати. Прикидываю участок без высоких деревьев, где шансы на удачный выстрел будут максимальными и, уже освободившись от костылей, вложившись в ружье, жду вальдшнепа в выбранном секторе. Только спокойно. И не останавливать ружье на поводке. Все! Выстрел! Вальдшнеп камнем падает вниз. Падает у высокого дерева, явившегося границей моего сектора стрельбы. Это хорошо - есть довольно надежный ориентир для поиска. Падал вальдшнеп не 'вертолетом', а камнем, значит, есть надежда, что бит чисто. Но:Упал за канаву. Это в нормальном состоянии я просто побежал бы прямо, перепрыгнув канаву, с фонарем в руках и уверен, нашел бы свою добычу практически сразу. Сейчас сразу не получится. Сначала надо безопасно добраться до самой канавы, а потом найти место, где я с костылями смогу через нее как-то перебраться. А потом искать подход к этому дереву-ориентиру. И уже тогда с фонарем заниматься собственно поиском. В общем, сейчас надо делать все наоборот - не торопиться, чтобы не наломать дров.
Хотите верьте, хотите нет, но нет у меня ни одного недобранного вальдшнепа. Это уже стало делом принципа. Лучше вообще не стрелять, чем не добрать дичь. Когда Нюшка была беременна, я одного вальдшнепа искал в здешних местах с фонарем сорок минут. Пока не нашел. Поэтому, не взирая на обстоятельства, и этого вальдшнепа я был твердо настроен найти во что бы то ни стало. И отправился в свое неспешное путешествие по лесной целине, которая к этому моменту еще и заметно стала темнее.
Главная неприятность, конечно, в этой затопленной водой канаве. В обычных обстоятельствах такая канава просто перепрыгивается в любом месте. Сейчас прыгать было нечем - по крайней мере одна моя нога совершенно для этого не подходила. Надо было сначала найти наиболее подходящее место, как по ширине канавы, так и по ее глубине в возможном месте переправы, а потом уже решать вопрос с форсированием этой водной преграды. И пришлось мне сначала двигаться в противоположном от моей добычи направлении. Пока не нашел самое узкое место, возле которого еще и дерево располагалось, которое могло бы мне послужить дополнительной опорой при переправе. Прощупав костылем дно канавы и убедившись, что ни завязнуть, ни черпануть через голенище сапога опасности нет, начал спуск на дно, опираясь на костыли, и хватаясь за ветки дерева, а потом подъем на другой берег. Главное было не упасть, потому что от полноценной прочности моя правая нога была еще очень далека. Не упал. Благополучно выбрался на другой берег и направился к заветному дереву, где должен был находиться мой вальдшнеп. Вальдшнепа я заметил, даже не включая фонарь. Действительно оказался битым чисто. Вот это уже была настоящая победа. Победа меня над собой. Накатившая волна эмоций и единственная мысль - я сделал это!
Всего один вальдшнеп. Но самый главный для меня вальдшнеп в жизни. Этот перекрыл того, который был взят пять лет назад с аппаратом Илизарова на левой руке. Там все-таки было намного проще. Этот вальдшнеп для меня золотой. Потому что и эту весну обстоятельствам от меня отобрать не удалось. Моя весна состоялась!
Не будем приписывать барону Мюнхаузену мудрые слова о том, что каждый уважающий себя человек должен время от времени поднимать себя за волосы, пусть и сказанные именно им в замечательном фильме Марка Захарова, а справедливо отдадим авторство Григорию Горину, написавшему сценарий. Мне удалось поднять себя за волосы и вытащить из весьма неприятных и долгих обстоятельств в свою весну. А, значит, дальше все будет нормально!
Кто-то, уверен, сочтет мою охоту безумием. Особенно, сопоставив риски и вложенные силы с размером добычи. А мне все это было необходимо, чтобы полностью восстановить силы душевные. И у меня получилось, потому что такой удачной охоты у меня в жизни еще не было!
Конечно, я и не помышлял охоту продолжать. Цели достигнуты. Можно выбираться к машине. Уже никуда не торопясь, при свете фонаря, по прямой начал двигаться к тропе. О возвращении на маршрут, которым заходил в лес, речи быть не могло, поскольку вторая переправа через канаву в этом случае была гарантирована. А так уж - как повезет. Удастся обойтись без канав по пути - хорошо. Не удастся - все буду ближе к машине.
Когда добрался до машины, сложил ягдташ с добычей на заднее сиденье, убрал ружье в чехол, почувствовал окончательную победу - теперь уже ничего не могло испортить полностью состоявшуюся охоту. Я уже собирался сесть за руль, как совершенно четко и громко услышал этот нарастающий звук, который ни с чем невозможно спутать -хорканье приближающегося вальдшнепа. Ружье было уже в чехле, и мне оставалась только смотреть . Как и положено по закону подлости, этот вальдшнеп оказался не то, что крупным, а предельно большим. Больше просто не бывает. Но этого ему показалось мало. Как будто зная заранее о разряженном и убранном в чехол ружье, он не просто вылетел прямо на стоящую машину, но еще и описал над ней дугу, отвернув на просеку, оставаясь на уверенном выстреле сравнительно большое время. Промазать было бы просто невозможно. Это ж получается, что можно было не совершать все эти рискованные переходы и форсирование канавы, а просто никуда не отходить от машины. Можно было бы даже не стоять, опираясь на костыли, все это время ожидания, а сидеть боком на автомобильном сиденье, поставив ноги на землю, чтобы успеть подняться! А потом решил, что от добра добра не ищут. Наверное, это был просто последний злобный выпад моих негативных побежденных обстоятельств. Да, и вообще, здраво оглядевшись кругом, понял, что найти такого вальдшнепа, упади он хотя бы метрах в десяти в сторону от дороги, было бы ой, как непросто во всем этом буреломе просеки. А уж лазать на костылях через бревенчатые завалы - это даже не канавы переходить. Значит, что не делается - все к лучшему. Завожу машину и еду домой. Все и так получилось - лучше некуда!
А через день мне предстояло вылететь на неделю в Бельгию. Это были новые обстоятельства и новые победы над ними. Но это уже совсем другая история.

Александр - класс! и фото и рассказ

ратоборец:

Я просто хотел высказаться, все что я пишу это то что происходило со мной. Знаю что поступок мой мерзкий..... Ещё более погано что я играл с этим псом, он меня знал и доверял мне больше чем кому либо.

Саша, ты напрасно так переживаешь, ничего тут мерзкого или грешного нет. Здесь одна только жалость и ничего более. Избавить собаку от мучений - это наша обязанность. Как и другие дела - резать домашних животных, добывать зверей и птиц. Бог благословил - и всё на этом,незачем рвать душу, все воскреснем в своё время, и люди, и звери, и наши собаки.

Я ещё один рассказ хочу написать, но никак не созрею. Начинал уже раз пять но все как то не складывается , да и собака там не охотничья, служебная. И не про охоту он вовсе.

Да у нас и тема широкая - рассказы про собак! Так что не сомневайся.

Alex196:
.
Всякие философские рассуждения и политические дебаты с появлением первой утки тут же обрываются, но почти всегда приводят к тому, что она преспокойно проносится над водоемом в силу полной неготовности охотника к выстрелу. И стоит как на ладони, и глядит не в ту сторону. Зато первый пролет показывает, что охота уже началась. Следует пара нелестных выражений и в адрес утки, и в свой собственный. А дальше уже и охотник, и его ушастый напарник превращаются в слух и зрение.

Как с меня списано!

Уважаемые господа охотники, хочу вам предложить рассказ почти забытого охотничьего писателя Евгения Дубровского-Лесника. Последний раз рассказ был опубликован в "Охотничьих просторах" в 1987 году. Рассказ - шедевр! Думаю, что он будет украшением нашей темы.


Евгений Дубровский-Лесник (1870-1941)

МОИ СОБАКИ

На двенадцатом году моей жизни я начал охотиться, воруя для того ружье моего старшего брата, очень скоро попался на месте преступления, был судим семейным судом и получил строжайший выговор с указанием на всю гадость моего поступка. Впрочем, судьи, в том числе и моя мать, все до одного были страстные охотники. Они знали, что преступник, пошедший по этой дорожке, неисправим. Поэтому мне вручили в собственность ружье со всеми принадлежностями: охоться - делать нечего, но не воруй.

Увы! Охота без собаки на уток однобока, а на болотную и лесную дичь хромает на обе ноги. И я подачками сманивал за собой Бокса, старого сеттера моего отца. Четвероногий плут делал вид, что он меня слушается, до тех пор, пока у меня оставались для него лакомства. Он шел со мной, отыскивал дичь и делал стойку. Но, убедившись, что он все угощение съел и у меня больше ничего нет, уходил домой равнодушно и самостоятельно. Старый жулик на мою охоту смотрел сквозь пальцы: так, шалости, контрабанда.

Затем я покупал копеек за двадцать, нанимал за пятачки собак, подманивал бродячих. Случалось попадать на мародеров, нахально пожиравших убитую мною дичь. Один гордон, презренную харю которого я ненавижу более сорока лет, почему-то усвоил вкус отгрызать только головы у моих уток. После выстрела исчезало все: нет ни утки, ни собаки. Прислушиваюсь: хруст и чавканье в трущобе; с опасностью для жизни лезу туда через трясину, и на широкой кочке подлая морда облизывается над безглавой уткой!

Что делать? Приходилось якшаться с подонками собачьих пород. Они умели чуять, по ним можно было хоть кое-как приготовиться к взлету дичи, а шататься вслепую уж очень тяжко.

Из множества случайных собак, с которыми я охотился всю юность, подавляющее большинство годилось только на виселицу, но немногие из них не лишены были некоторых достоинств. Среди них Кронид, беспородный песик, слегка напоминавший обликом пойнтера, явился яркой личностью, определившей мое собачье мировоззрение.

Кронида я купил за сорок пять копеек у пьяницы-охотника, который бил его чем попало, за что попало и даже ни за что и, конечно, вовсе не кормил. В избушке, где я жил на охоте, Кронид получил соломенный матрасик, обильный корм, и никто его не ударил. Казалось бы, не житье, а рай. Кронид убежал, как только я оставил его одного. Часа через два тот же охотник, качаясь и хихикая, предлагал мне купить собачку.
- Да ведь то Кронид?
- Правильно, Кронька, он самый.
- Так я же его купил?
- В-верно. Только он, значит, убежавши опять ко мне и, значит, мой.
- Сколько же за него?
- Полтинничек. Да еще тогда пятачка недоставало. За вами, значит, хи-хи!

Я заплатил. Кронид три дня отлично исполнял свои охотничьи обязанности, затем исчез. Пьяница опять привел его и опять продал. Вот нашел дурака! Что ж, у меня фабрика полтинников, что ли? И обиднее всего: что за сласть Кронидке там, у пропойцы, где бьют и не кормят.

Я не спускал глаз с доброго, очень послушного песика и скоро подсмотрел разгадку его исчезновения. Заслышав протяжный сильный свист, несшийся откуда-то с огородов, Кронид даже бросал чашку с кормом, убегал и пропадал. Какой смысл его бить и за что?

Я заплатил еще полтинник и занялся Кронидом. Я гладил, кормил его, поминутно называл по имени, играл, возился с ним, твердя все время: Кронид, Кронид, Кронид. Он лежал на солнце перед избушкой, когда раздался призывный свист, и уже вскочил, собираясь бежать, но я высунулся из окошка и закричал:
- Куда, Кронид? Назад, Кронид!

Он дрожал, посматривая в сторону свиста. Я выбежал к нему, приласкал его, поддержал его колеблющуюся темную волю. Он остался.

Власть свиста над ним кончилась, прекратилось и выманивание полтинников, но мне этого уже было мало. Я призвал бывшего хозяина моей собаки и предложил подойти, свистать, звать как угодно; когда Кронид пошел было на зов, я только сказал:
- Кронид, ко мне. Домой, Кронид!

Он вернулся, виновато виляя хвостом, к моим ногам. Пьяница с ругательствами ушел, заявив, что Кронька от рук отбился. Он был мой.

Порядочная легавая собака должна только отыскивать дичь, в виде некоторой уступки разрешается ей и подавать птицу, но зайца даже замечать она не имеет права: заяц - дело гончих. Кронид беззаконно и очень мило совмещал достоинства всех пород. Он чрезвычайно уродливо стоял над дупелем, добросовестно ловил подбитую утку и настойчивым и мерным лаем гнал зайца. При мягком его характере мне такая разносторонняя талантливость очень нравилась; несомненно, мы проохотились бы вместе ряд весьма приятных лет, если бы в первую же после нашего знакомства зиму милейшего песика не съели волки.

Я пожалел его искренне, тем более что встал перед задачей: мне необходима моя собственная настоящая серьезная собака. К тому времени мне шел уже девятнадцатый год, я надел студенческую фуражку и знал охотничью науку много лучше тех, которые были прописаны в моем аттестате зрелости. На этих основаниях один старый охотник удостоил меня чести: подарил мне щенка из ожидавшегося потомства его знаменитой Дианы.

Если бы изучению юридических наук, для чего я записался в университет, я посвятил столько забот, хлопот, внимания и труда, сколько отдал воспитанию своего щенка, то, несомненно, я сделался бы весьма замечательным законоведом. Но судьба оставила меня при собаках.

Мой Дик, родившийся в самом начале весны, рос в наиблагоприятнейших условиях: все время на ярком солнце среди густой травы. Я приготовлял для него тщательно отсеянную костяную муку, кормил его свежими сырыми яйцами, растирая их скорлупу в порошок, варил для него морковь.
- Глупостями занимаешься, - ворчал иногда старый охотник. - Яйцами собак не кормят. Куриного вора готовите.

Нет, мой Дик никогда ничего не украл, а что мое кормление не было глупостями, стало очевидным очень скоро. Дик живо перерос всех своих братьев и сестер, шутя отшвыривал их от чашки с кормом и первый уморительно залаял басом, когда те еще только пищали.

Богатырь, красавец, умница, мой Дик на болоте оказался дурак дураком. Он взял сунутого ему в рот еще теплого дупеля и весело понес за мной, как тряпку. Никаких чувств!
- На осину, - злорадно сказал старый охотник, когда я с ужасом поведал ему о первом выступлении Дика. - Вырастили по ученому орясину. Позор для всего рода моей Дианы.
- В цирке можете свою собачку показывать, - ехидно утешали меня другие. - Большие деньги составите.

Действительно, Дик по моему знаку мог снять шляпу с кого угодно. Он отлично изображал, как собака с отвращением отказывается от лакомства, предлагаемого старухой (из левой руки), и радостно хватает тот же кусок, если сказать, что он от молодой красавицы (правая рука). Дик устраивал целые представления, показывая, как собака лежит мертвой, хотя муха вьется около ее уха, а осы жужжат у ее носа этак: дзынь-дзынь. Приходит даже бык и собаку рогом в бок тык - нет, издохла собака. Вдруг является волк и собаку за хвост толк.. . Ну, тут собака вскакивает с веселым лаем!

Из скромности я умалчиваю о том, кто исполнял ответственные роли мух, быка и волка, зрители же всегда с восторгом приветствовали главного актера, выносившего на плечах всю пьесу.

За зиму Дик окончательно сложился и окреп, совершенствуясь в науках.
Он отыскивал и приносил щетку, которой вычесывали его шерсть, и, толкая в колени головой, так настойчиво, так ясно смотрел умными глазами, что ни у кого не хватало духа отказать такой милой собаке в ее просьбе: все брали щетку и гладили ею Дика. И короткая гладкая шерсть его всегда блестела, как шелк. Дав Дику в рот бумажку, я говорил:
- Снеси письмо маме!

Он ходил за ней, тыкаясь холодным носом в руки до тех пор, пока она не брала бумажки. Иногда, наоборот, я кричал:
- Дик, принеси записку!

Он опрометью кидался к маме и не успокаивался, пока не получал бумажки.
- Дрянь у меня собака, - говорил я мрачно: - Тьфу! Вот какая собака. Повешу я собаку, прогоню, продам собаку. У-у-у!
Я выл с самым печальным видом. Дик смотрел на меня, недоумевая. Это повторялось очень часто и довольно долго.
- Будет выть, - уговаривали меня домашние. - Повыл и будет: надоело. У собственной собаки хлеб отбиваешь.

И вот однажды, едва я завел похоронную волынку о продаже подлой собаки, Дик жалобно завыл. Я расцеловал его, накормил всякими лакомствами и сплясал с ним пляску диких, что доставляло ему величайшее наслаждение. С тех пор номер с вытьем над продажей собаки проходил без осечки и неподготовленных зрителей ошарашивал наповал.

Однако в поле Дик продолжал держать себя как болван. Гремящий трепет тетеревиного взлета не производил на него никакого впечатления. Утка, запах которой, по словам охотников, так горяч, что перебивает у собаки чутье к более благородной дичи, утка, ни живая, ни мертвая, ничуть не волновала Дика.

Со стыдом, с отвращением я нанимал тайком всяких подозрительных личностей собачьего рода, брал на охоту заведомых негодяев-собак: воришек, бродяг и бездельников. Что же скрывать? Я был с ними груб. Ходи тут с разной дрянью, а мой чудесный Дик, разве только говорить не умеющий, занят тем, что подает поноску уличным мальчишкам. Это была его страсть, род сумасшествия, худший его порок, от которого отучить его не удалось и который давал столько поводов для насмешек!

Я страдал глубоко, тайно. Уже завелась некая Лэди, светло-шоколадная собачка, нанятая на улице. Она по болоту неслась так, что за ней надо было бежать, неслась без стойки, невежественно размахивая хвостом, но приближаясь к бекасу, она очень выразительно оглядывалась, как бы говоря: "Вот, вот он, тут!" В этом есть своеобразная прелесть, и я.. . и Лэди.. . и мы с ней.. . Ну, словом, этакий стыд! - шли переговоры о приобретении Лэди в мою собственность, да, да!

С Диком я купался, гулял. Картина, а не собака! Но червяк обманутых надежд точил мое сердце: балаганный пес, не способный на благородные охотничьи чувства. В глубине моей души загнездилась глухая неприязнь.

На закате жаркого июльского дня я (вернувшись с утренней охоты, о, Лэди!) безнадежно гулял с Диком под деревней и, направляясь домой, по привычке свистнул. К удивлению, Дика в тот же миг у ноги не оказалось. Тогда я оглянулся и застыл. Дик стоял на стойке. Я, затаив дыхание, подошел к нему: сомнений нет. Он мелкой напряженной дрожью дрожал от головы до кончика хвоста, как-то позеленевшие глаза его блестели, ноздри жадно втягивали воздух. Я проследил направление его пылающих глаз. В полузакрытой скошенными стеблями ямке, смешно приподняв короткий носик и, видимо, ничуть не подозревая о нависшей над ним гибели, спокойно сидел перепел.

Сам замирая от смутного волнения, я погладил Дика, успокоил его, отозвал и побежал с ним домой, там схватил ружье и вернулся на то же место. Тот ли перепел продолжал сидеть в своей ямке, подвернулся ли другой, я не знаю, но Дик отчетливо, по всем охотничьим законам повел, сделал стойку и по приказу: "Пиль!" - шагнул вперед. Перепел вылетел, упал убитый, и над ним, над мертвым, опять дрожа, стал Дик.

Болван, циркач, балаганный пес, весь позор, все муки - все отлетело в прошлое. Налицо была во всем великолепии могучая охотничья собака. Какая дверца внезапно открылась в сознании Дика? Откуда вдруг налетела волна страсти, потрясшая все его существо? Где, почему таились три года охотничьи чувства, бесконечно давно врожденные собаке? И почему дремавшую страсть пробудила ничтожная пичужка в сухой ямке жнивья?

Все это были собачьи тайны.

После происшествия с перепелом Дик повел себя так, как будто он всю жизнь только и делал, что охотился. И он всех их видел, всех знал, со всеми их уловками и хитростями имел дело, - так он за них принялся, словно старый опытный пес.

По тем выкрутасам, какие выделывали задние лапы Дика, я видел, что из кочек болота не бекас, сверкая брюшком, вырвется с веселым чмокающим криком, а вылетит, степенно зашелестев крыльями, задумчивый серый дупель. Утки Дика не разгорячили как-то там особенно, ничуть не нарушили его чутья. Обеспечившись двумя-тремя кряквами, мы прямо из болота шли искать тетеревей, и, пожалуйста, хоть за деньги нас показывайте: так все делалось точно, отчетливо, мастерски. Если мне случалось стрелять по высоко летящей утиной стае и Дик после выстрела кидался куда-то бежать, я садился и спокойно ждал, что он принесет мне утку: значит, я попал, хотя думал, что промахнулся. Он видел много лучше меня. И куда он бегал за улетевшей стаей? Для утки, подбитой явно, спасение было немыслимо, он ее настигал.

Как? Случайно мне удалось увидеть. Я сшиб красавца селезня, летевшего высоко над чистым озером. Он упал на спину, голова его запрокинулась, окунулась в воду, и было видно, как слегка шевелятся красные лапы, но едва подплыл к нему Дик, селезень нырнул. В то же мгновение исчез и Дик. Я в ужасе смотрел на круги, расходившиеся по зеркалу воды. Утонула собака? И что предпринять? Проклятый селезень, и что за несчастная мысль - стрелять над озером.

Вдруг из зеркала, ясно освещенного розовым закатом, с плеском вынырнула голова Дика с селезнем в зубах и, осмотревшись, поплыла к берегу.

Э, нет, утки-селезни, от этакой собачки, которая ныряет, вам никак не уйти! И когда Дик, встряхнувшись, положил селезня к моим ногам, мы, расцеловавшись, тут же сплясали пляску диких, и не по-домашнему, то есть щадя окружающие предметы, а по-настоящему, так, как надо полагать, плясал ее первобытный человек, едва успевший подружиться с собакой.

После того как Дик "пошел", для меня отпала необходимость в самой тяжкой и черной работе. Для чего мне лезть по трясине, по кочкам кругом лужи? И лазить по зарослям, шарить по кустам я не желаю, вытаптывать по всем направлениям болото - не мое дело. Я останавливаюсь на краю и говорю своей собаке.
- Ну-ка, брат Дик, поищи, посмотри, какие они там такие сидят, а? Шугни-ка их сюда!

Я не знаю, конечно, в каком виде эти или приблизительно такие слова входили в сознание Дика, но что он их в точности исполнял - это вне какого бы то ни было сомнения.

Дик шел, куда я указывал, вынюхивал, высматривал и, весело помахивая хвостом, пробегал туда и сюда, как бы говоря своим беззаботным видом:
- Смотри пусто, тут никого нет, никакой осторожности не требуется!
- А если кто-нибудь тут есть?

Тогда он показывал это по-разному.

В тумане утренней зари на ягоднике, осыпанном росой, Дик неожиданно замер на стойке, сгорбился как будто в ужасе, и вся шерсть его поднялась дыбом. На медведя напоролся, что ли? Вдруг: бу, бу, бу! С громовым треском взорвался глухарь. Птичка тоже! Весит чуть ли не полпуда и летит бомбой. Это какое угодно воображение взволнует, всякую прическу испортит.

От простой работы Дик без всякого усилия шагнул к вершинам охотничьего искусства.

Промотавшись значительную часть утра в поисках тетеревиного выводка и убедившись, что он переместился, я прилег под кустом и с некоторой досадой сказал Дику, что я устал, он же не собака, достойная уважения, а негодная ни на что свинья. Такое запутанное ругательство он, очевидно, не мог понять, и, не опасаясь, что я его обидел, я стал дремать под шумок старых сосен. Вдруг чувствую, что холодный нос Дика тычется мне в лицо. И лизаться лезет, свинья. Да пошел вон, что за нежности собачьи? Он отступает, бежит в лес, видимо, беспокоится, возвращается и опять лезет с нежностями. Ну что привязался, что тебе нужно? Видя, что я встал, он, радостно размахивая хвостом, бежит, но останавливается и смотрит, иду ли я за ним. Ах, вот что? Тогда я уже понимаю, беру ружье, мы идем, находим выводок, громим его и, набив сетку молодыми тетеревами, пляшем нашу любимую пляску.

Раз в жизни я видел собаку, которая в подобных случаях прямо бы схватывала своего господина за полу, за рукав, за штанину и тянула за собой. Такому приему я пытался обучить Дика, он почему-то не пожелал им воспользоваться: я не допускаю, чтобы он не понял, - Дик, понимавший все.

Например, зимой, вечером, сидя у своего стола, я читал, а Дик спал в углу той же комнаты. Вдруг я тихим спокойным голосом спрашивал:
- Нет ли тут где-нибудь хорошей, умной собаки?

В тот же миг из угла слышалось короткое, частое похлопывание хвостом по подушке: есть, есть тут такая собака.
- Подошел бы кто-нибудь, - продолжал я равнодушно, - приласкал бы. Скучно так.

Тогда около меня немедленно являлась собачья голова и ласково толкалась мне в колени.

Уходя в город, я почти всегда брал Дика с собой, но иногда приходилось оставлять его дома. Тогда я при выходе говорил:
- На место. Понял? На место.

Он огорчался чрезвычайно, но понимал, несомненно, понимал ясно: он оставался дома. Если же я таких слов не произносил, а уходил потихоньку от Дика, то, где бы я ни был в городе, мой четвероногий друг отыскивал и настигал меня непременно. Иногда он не мог проникнуть в дом, где я находился. Мне говорили:
- Там ваша собака у крыльца.

Я выглядывал в окно и видел, что Дик сидит у двери спокойно и твердо, он знал, что мой след кончается тут, у того дома, и ждал. Несколько раз я пытался его обмануть, уйдя, например, через сад, в переулок. Напрасно. Дик, устав ждать, шел широким кругом около предательского дома, все-таки пересекал след обманщика и догонял его, всегда радуясь и ласкаясь. Он все, все понимал, мой милый, верный друг.

Вот его некоторые чувства и способности остались для меня непостижимыми. Однажды возвращаясь с очень отдаленной охоты, я, подходя уже к городу, заметил, что потерял свои ключи, связку ключей на стальном кольце. Чрезвычайная неприятность, сколько замков придется взломать. Сейчас переодеться даже не во что: белье заперто. Я тут припомнил, как что-то выскользнуло у меня из кармана, когда я сел отдыхать по выходе из болота: там и вывалились проклятые ключи. До того места несколько верст, ночь, болото. Мыслимо ли найти?
- Дик, - сказал я почти безнадежно. - Я потерял. Поищи, братец.

Я потрепал его по голове, и при слове "потерял" он ринулся в темноту.
На горе в городе мелькали, маня, огоньки. Там ждали меня чистая постель, вкусная еда, втройне очаровательные после целого дня лазанья по болотам. Уйти скорей домой, Дик ведь все равно найдет дорогу? Нет. Дик, очевидно, мне ничего не скажет, но слишком низко бросить его одного в темноте болота, не может быть, чтобы он этого не почувствовал, когда, вернувшись, меня здесь не найдет.

Я в тучах комаров сидел у дороги голодный, мокрый, грязный до ушей. С высокой колокольни собора на горе два раза летели унылые звуки отбиваемых колоколом часов и замирали где-то далеко за туманной поймой. Вдруг шлепанье быстрых лап в придорожной грязи, стремительные прыжки и фырканье, и Дик, задыхающийся, радостный, гордый, и ключи у него во рту, наполненном пеной.
- Ну, Дик, ну, милый, - твердил я в восхищении. - Ну как ты мог их найти? Ну, прелесть моя, как ты нес их, железо в зубах, ведь так противно?

Я положил ружье, и, несмотря на темноту, мы немножко прошлись с Диком в дикой пляске: так у нас с ним полагалось в исключительных случаях жизни. Отплясав, мы расцеловались и пошли домой. Дик бежал впереди с самым равнодушным видом. Откуда он взял сил во весь мах нестись два часа после целого дня беготни, как ухитрился найти ночью в болоте ключи, нечто маленькое, по-нашему, по-человечьи, даже не пахнущее ничем? Это опять собачьи тайны.

Слава о необыкновенной, удивительной собаке разнеслась скоро и широко. Всех наших завистников и врагов, когда-то промывавших кости балаганному псу, мы стерли в порошок. После многих изумительных подвигов твердо было установлено, что где прошел Дик, там искать более нечего, и, наоборот, Дик может найти многое после разных этих чистоплюев, имеющих дипломы и медали.

Порядочная легавая собака не имеет права лаять во время охоты и не смеет обращать внимания на зайца. Глупого легаша обычно бьют, сильно бьют убитым зайцем для того, чтобы указать на все неприличие этой добычи; если так не сделать, собака приучается гонять, вспугивать всякую дичь, утрачивает стойку, гонит в голос летящую птицу, делает все это без толка, получается не то гончая, не то легавая, а в сущности ни то, ни другое, нечто никуда негодное.

Дик, едва начавший охотиться, бросился было за лопоухим, неожиданно выскочившим перед ним на вырубке.
- Куда?! - закричал я. - Назад, Дик, не сметь! Назад, негодяй!

Он застыл на расставленных для прыжка лапах. Как же так?! Ведь сильно пахнет дичью, а почему-то нельзя, не надо.
- Не сметь! - сердито повторял я, указав туда, где заячьи лапы, удирая, поразбросали иглы и веточки хвои. - Не сметь, не сметь! Понял?

Да, он понял. Вполне, совершенно понял, больше не потребовалось никогда ни малейшего окрика. Но остаться равнодушным к запаху зайца - нет, этого Дик не смог: зачуяв этот, очевидно соблазнительный, запах, он всегда совсем особенно ставил уши. Убедившись, что Дик в правилах легавой собаки стал непоколебимо тверд, я повалил крупного русака, выскочившего в болоте, где мы искали дупелей. Как изумился, как недоумевал Дик! Этакая непоследовательность: запретил искать зайца, а сам стреляет. Вот тут и пойми, как быть порядочной собаке.

Дик, впрочем, не затруднялся нисколько. Он с тех пор зайца уже не пропускал. Он делал стойку над каждым пушистым плутом, притаившимся перед ним, но все, от кончика слегка помахивающего хвоста до ушей, поставленных торчком, все в Дике выражало явную насмешку: вот тут она, эта и дичь и не дичь, тут оно, странное существо, которое искать запрещено, и заманчиво, и как будто должно.

Увидев, как Дик разделывал болото, а я, стоя на краю, только показывал пальцем, куда идти, один заезжий барин в восхищении предложил мне за Дика сто рублей. Для студента, не знавшего, на какие средства добраться до университета, это была огромная сумма.
- Дрянь у меня собака, - сказал я, злобно смотря на Дика. - Тьфу собака. Повешу я собаку, прогоню, продам собаку!

В ответ раздался протяжный вой.
- Да это что же такое? - в недоумении проговорил заезжий богач. - Он все понимает. Я двести за него дам. Идет?
- А если он с вас шляпу снимет, дадите триста?
- Пятьсот дам. Не может быть. Не достанет.
- Эй, Дик!

И я сделал условный знак. Дик прыгнул и снял шляпу с очень высокого барина. Тот долго не хотел понять, как это нищий студент может не продать собаку за бешеные деньги.

А нам с Диком, что нам деньги? Мы лучше спляшем. Мало ли нас ждет еще этаких каких-нибудь необыкновенных случаев в жизни!

К тому времени, как молодые утки начинали летать, мы переселялись из городишка в деревню, в крошечную избушку. У нас обоих постелями служили матрасы из одного и того же холста, набитые одной соломой. Лазая за утками, мы оба одинаково пачкались - до ушей. Когда мы приходили домой, я умывался, а Дик вылизывался, - тут замечалась некоторая разница. Затем мы ложились спать, и, едва потушив свечку, я чувствовал, как около меня, чуть шурша, осторожно становились лапы.
- Ты здесь зачем?

Свечка вспыхивала, но около меня никого нет, на маленьком же матрасике лежит очень умная собака и чуть-чуть похлопывает кончиком хвоста.
- Грязная псина, - говорю я, сдерживая смех. - Не смей сюда лазить. Ведь у тебя такой же матрас.

Я тушу свечку, и в тот же миг около меня осторожное шуршание - псина опять здесь. Я не могу рассердиться и приказывать серьезно. Негодяй это чувствует. Сколько раз я ни зажигал бы свечку, дело кончается всегда одинаково: мне надоедает эта гоньба, я засыпаю и негодяй всю ночь спит около меня. Утром он бел и чист без всякого умывания, но моя простыня вся в болотных узорах.
- Смотри, свинья, - говорю я с досадой. - Видишь, что сделал? Право, свинья.

"Свинья" виновато болтает хвостом. Не драться же за такие проказы.
В городском доме Дику, по-видимому, даже в голову не приходило забраться на не принадлежащую ему постель.

Дик меня любил, когда был комнатной собачкой и балаганным псом. Но после того, как мы с ним прошли по озерам, лесам и болотам, детская любовь Дика перешла в ничем непоколебимое обожание. Спал ли я или только притворялся, что сплю, вход в мою комнату был воспрещен всем, кроме моей матери. Остальным показывались зубы, великолепные сверкающие зубы. Огромный пес лежал у порога смирно, даже не рычал, он только показывал зубы - желание переступить порог пропадало у всех.

Дик иногда как будто даже не замечал, что чужой вошел в дом. Но когда этот пришелец желал выйти из дома и шел один, то при выходе его непременно встречал откуда-то взявшийся огромный пес и добродушно загораживал дорогу. Не надо было пса толкать, он тогда мгновенно превращался в зверя и, взяв за горло, опрокидывал дерзкого. Таких случаев повторялось несколько, все они, конечно, сопровождались криками, скандалами, неприятностями. Дик, видимо, не понимал, за что на него кричат, в чем упрекают. Ведь он отпустил чужого, едва прибежали свои, он не укусил, даже не сердился, за что же его бранить? Ко мне приходили охотники, которых Дик отлично знал. Все равно: при входе - привет, радостное помахивание хвостом и ласковый взгляд, все как полагается доброму знакомому. При выходе без провожатого хвостом-то псина знакомому слегка помахивает, но смотрит хмуро и прохода не дает никому.
- Пусти, Дик! - кричал я, выглянув из окошка.

Он отходил в сторону явно недовольный: ну, что же, нарушайте правила, выпускайте так, зря, без присмотра.

Вся дичь везде, по убеждению Дика, принадлежала мне. Поэтому, с кем бы я ни охотился, Дик немедленно отнимал птицу, убитую из-под другой собаки, задавая ей еще при этом иногда трепку, и приносил дичь мне. Я пробовал отучить его от такого взгляда, он отказывался повиноваться.

В остальном для него моя воля была высшим законом. Не требовалось ни криков, ни угроз, ни пронзительных свистков. Он шалил, повесничал, в особенности когда мы только что выходили из дома. Когда мне надоедала эта беготня на потеху зрителей, я срывал тоненький прутик и показывал его Дику:
- Видишь? Вот я тебя, повеса, ты у меня пошляйся!

Он шел тогда точно привязанный к моим сапогам до тех пор, пока не падал прутик, прицепленный к моему поясу.

Ах, негодяй, ах, шут гороховый! Он в жизни своей не получил ни одного удара и с прутиком просто паясничал. Или тысячи лет побоев его предкам, бессознательной мукой отозвавшись в его памяти, сковывали его волю при виде руки, берущей орудие истязания?

Мучился он недолго: как только я ронял или бросал страшный прутик, Дик опять беззаботно бежал повесничать. Впрочем, воспоминания человека о том, что было тысячи лет назад, также легки, мимолетны, почти неуловимы.

На охоте даже чужой крик меня раздражал, я всегда говорил тихо, иногда шептал, показывал пальцем - Дик шел и исполнял приказание. Он покорно и неустрашимо обыскивал самые глухие, непролазные трущобы, он без колебания погружался в ледяную грязь. Я не сомневаюсь, что, если бы потребовалось, Дик по одному моему слову прыгнул бы в огненную бездну. За что такая любовь, такая преданность? Не за кусок же хлеба и не за то, что я его не бил, я стал солнцем его жизни. Ведь не мог же он знать, что я его ни за что не продам?

В Петербурге, где я проводил большую часть зимы, я Дика держать не мог никак и оставлял его в провинции у матери. За два-три дня до отъезда моего оттуда, при появлении первого чемодана, Дик начинал ходить за мной неотступно, не спуская с меня глаз, и вздыхал.

Он носил за мной мои вещи. Если я брал от него одну, он приносил другую, слюнявя их немилосердно; потом ему давали уже платок или полотенце, он так и ходил с тряпкой во рту целый день.

Тайну моего исчезновения он, конечно, понять не мог, несколько дней после моего отъезда вздыхал и пищал, затем вдруг чрезмерно успокаивался, чтобы не сказать - опускался. Все время моего отсутствия он скучал, все спал, мало ел, шутки показывал вяло и не все. Однажды мама пошутила, всунув ему в рот известное письмо ко мне. Он носил его, видимо силясь понять, что ему делать, и горестно заснул на своем матрасе с бумажкой во рту. Больше этой шутки не повторяли.

Разлука была тяжела, но встречи наши - восхитительны. При моем появлении весь дом наполнялся громовым радостным лаем. Меня Дик слюнявил с ног до головы, против этого напрасно было спорить, и я не без удовольствия покорялся.
- Ну, становись драться, собака, - говорил я, раздеваясь до рубашки. - Иди, жри своего хозяина, доказывай, что ты зверь!

Он кидался на меня с восторженным оглушительным лаем, зверски рычал, хватал меня за что попало сверкающими челюстями, не причиняя никакого признака боли. Я толкал его, колотил изо всей силы кулаками по спине и бокам, что, видимо, доставляло ему большое удовольствие. В самый разгар возни я кричал:
- Ложись зайцем!

Он мгновенно укладывался русачьей лежкой, то есть подогнув под себя лапы и держа высоко голову.
- Ложись совсем!

Он валился на бок.
- Совсем, совсем ложись. Телятиной валяйся!

Он раскидывал в стороны лапы, клал голову ухом на пол и, хлопая хвостом, весело посматривал на меня: больше он при всем желании никак не мог лечь.
- В цирк, в цирк обоих! - кричала мама, смеясь до слез. - Странствующие артисты какие-то, клоуны. Уходите, сил больше нет!

Я в изнеможении шел умываться, а Дик - на свой матрас, не очень довольный: он в эту игру мог играть сколько и когда угодно.

Представлений мы давали много, но на охоте не шутили и плясали редко, лишь в чрезвычайных случаях. С возрастом Дик не утратил ни добродушия, ни веселости, только загривок у него стал как у откормленного теленка. На десятом году жизни Дика я получил известие, что Дика укусила забежавшая собачонка, и ввиду несомненных признаков бешенства Дика пришлось усыпить. Я не стыжусь признаться, что плакал над этим письмом.

Прощай, мой милый, верный друг! Твой облик безукоризненно чист в моей памяти, на нем нет ни малейшей черной точки неблагодарности, ни мимолетной тени подлости, предательства, обмана. Про многих ли из людей это можно сказать?

Прощай, Дик! В каких-то темных извилинах мозга, в каких-то тайниках жизни твой ум, по-видимому, граничил с умом человека, но верность и преданность твои были, несомненно, собачьи: и в этом их высшая похвала.

Дик исчез. А жизнь шла и, кидая меня туда и сюда, продолжала манить от серой обыденщины в тот странный яркий мир, где чувства человека слабы, где без помощи собаки он справиться не может. На смену Дику, не заменив его, являлись другие собаки. Их было много, все хуже его: не стоит о них и говорить.

Евгений Николаевич ну где вы берете такие замечательные рассказы???

Сильно,а что за порода интересно была у Дика?

Юра-Харви:
Сильно,а что за порода интересно была у Дика?

Скорее всего курцхаар.очень типичное поведение описано

Да, вот так бывает - кто в четыре месяца работает профессионально, а кто в полтора года "просыпается".

А насчет породы - в России были просто "легавые". Типа пойнтеров. Куда они девались - кто знает. Курцы же, судя по племенным книгам - почти все репарационные, после войны завезены из б.рейха.

Спасибо!

Андрей Петрович, спасибо за статью о происхождении русских спаниелей - недавно прочел. Достаточно подробно и очень тепло написано! А то попадались несколько раз такие заметки - взяли, мол, кокера и спрингера, смешали и всё. Ну прямо раз плюнуть породу создать.

Бычихин:
Андрей Петрович, спасибо за статью о происхождении русских спаниелей - недавно прочел. Достаточно подробно и очень тепло написано! А то попадались несколько раз такие заметки - взяли, мол, кокера и спрингера, смешали и всё. Ну прямо раз плюнуть породу создать.

Вы знаете, дело еще хуже обстоит: некоторые, не побоюсь этого слова, "эксперты" сознательно оболгали породу из каких-то своих соображений; а ведь достаточно было просто пролистать племенные книги, где каждая собачка расписана до пятого колена. Все предки русского спаниеля в момент оформления породы были довоенными и известными. Там половина кровей была от спаниелей русской аристократии (вплоть до Императорской охоты), половина - импорт из Германии и Бельгии в 1929-33 гг. Все считались "кокерами", а когда о ком-то писали на выставках "типа спрингера" или "типа фильда" - значит один был повыше на ногах, а второй кофейный и приземистый. Оба на самом деле были кокерами (есть документы).
Еще надо учитывать, что стандарт на кокера в Англии был определен где-то году в 44-м, что ли, а наше поголовье было выше - поэтому свой стандарт был необходим.
Извиняюсь за офтопик.

Еще и оригинал Всесоюзной племенной книги похитили, неизвестно где он сейчас

Пусть там в соседних ветках лаятся и матерятся до хрипоты, а мы тут давайте будем держать позитив.
Затеял я написать цикл рассказов об охоте. Не все про собак. А то, что про собак, решил сюда выложить. Случай этот уже был мною упомянут в моем рассказе "С громким именем Флинт" (где-то на страницах 26-28). Но решил этот случай все-таки выделить в отдельный рассказ. Ну, и в поздравление моему другу Мише - моему напарнику во многих охотах - со вчерашним профессиональным праздником. Правда, он уже на пенсии.
Ну, и лишнее доказательство тому, что собака ой как способна мыслить самостоятельно и принимать решения, до которых и сам бы не додумался.
Где-то год 2000 -2001-й

Из цикла 'Мишкины охоты'

МИША И ФЛИНТ
Вы верите в теорию Павлова? О том, что поведение собаки обусловлено исключительно условными и безусловными рефлексами? Я - категорически нет! Собака способна не только логически мыслить, но и строить целые многоходовые комбинации. В этом я постоянно мог убеждаться на примерах всех собак, что были в моей жизни. Больше того, на моих охотах, пожалуй, мыслит именно собака, выстраивая и поиск, и атаку, а мне остается следовать ее логике и просто поменьше мазать. Собака может научить охоте своего хозяина так, как не всякий опытный егерь сможет. И не только охоте: Бывает, что и жизни.
У Мишки и моего спаниеля Флинта сложились по жизни какие-то собственные отношения. Во-первых, они друг друга, конечно, любили. Да, и вообще, были почти родственниками - первая жена Флинта была Мишкина спаниель Лада. Правда, с Ладой Миша не охотился. Была домашней собакой для души. Но щенки получились очень классные. Большинство пошло по стопам своего отца - стали охотниками.
Но была между Мишей и Флинтом настоящая суровая мужская дружба. Иногда каждый позволял себе в отношении другого и нежности - один мог облизать физиономию друга, а другой в приливе застольной нежности мог затащить друга чуть ли не на праздничный стол и накормить какой-нибудь совсем не собачьей вкуснятиной. Но в целом вместе они держались достаточно независимо. Просто не теряя друг друга из вида на совместных охотах. Работал Флинт с Мишей точно так же, как и со мной. Если мы сидели на зорьке или стояли на вальдшнепа порознь, он периодически переходил от одного к другому, как будто проверяя, как дела на другой точке. Если кто-то из нас стрелял, бежал к тому, чей выстрел, понимая, что там может потребоваться его работа. Если кто-то из нас звал Флинта, то прибегал на зов.
Как-то на весенней охоте на подаче Флинт провалился на тонком льду и не мог выбраться из полыньи - лед продолжал обламываться под лапами, не давая опоры. Миша, как был, тут же ринулся на помощь. Искать ничего подходящего на берегу не стал, чтобы не терять времени, а стал пробивать Флинту фарватер к берегу тем, что было в руках - прикладом своего ружья. Совершенно не думая о каких-то материальных возможных убытках. А ружье тогда у Миши было уже новое. Тоз-34.
В общем, друзья они были настоящие. Без сюсюканья, но абсолютно надежные.
Мы уже успели поднабраться кое-какого охотничьего опыта. А охоты наши теперь стали с добычей. И для Флинта все больше и больше на наших охотах стала появляться работа.
И вот, как-то поехали мы осенью с Мишей на очередную нашу охоту к нему на дачу. Дача уже представляла собой действительно дачу в полном понимании, с хорошим и теплым домом, с печкой и газовой плитой, холодильником и даже телевизором. Как правило, Миша выезжал не один, а с супругой, поэтому мы были совершенно свободны от каких-либо кухонных забот. Да еще эта Мишкина присказка: 'Рыбак и охотник - дома не работник!' Нет, что-то по хозяйству, конечно, делали, но кухни все равно не касались. А тут мы поехали одни. Миша, я и Флинт. Поэтому, вся наша кормежка была делом только нас самих. При том, что ни я, ни Миша кулинарными способностями и наклонностями никогда не отличались. А уж когда еще и охота подпирает, то яичница и вареные сардельки - это просто потолок нашего творчества. Можно еще консервы из банок с буханкой хлеба. На этом точно все.
Вот на эту охоту в качестве основного блюда и были взяты с собой именно сардельки, купленные по дороге из города и оставленные отдельным местом прямо в магазинном пакете.
Приехали мы на дачу уже в темноте, на охоту собирались пойти утром. Приехали и стали перетаскивать вещи из машины в дом. В том числе и пакет с сардельками, который в общей суете Миша оставил просто на стуле в кухне.
Вещи перетащили, ружья расчехлили, собрали и поставили на стойку, печь затопили. В общем, заехали окончательно. Теперь можно и отужинать. На столе даже появилась бутылочка и пара рюмок по такому случаю. Осталось закинуть в кипящую воду сардельки. А где сардельки?.. . Миша точно помнит, что приносил их из машины. Пустой пакет на полу с головой выдал Флинта. Не отличался Флинтуха щепетильностью в подобных вопросах. К тому же сам Мишка его нередко прямо со стола подкармливал. Но Мишку бы это все равно не убедило. Его лишили не просто сарделек. Его лишили праздничной закуски. Конечно, отыскались какие-то консервы из стратегических дачных запасов, но Миша рвал и метал. Душа требовала мести.
Собаку Миша никогда не бил. Только грозил, бывало, хворостиной. И то, только на словах. Даже хворостину в руки не брал в его взаимоотношениях с Флинтом. Тем не менее, взял пса за шкирку и выставил за дверь дома в темную ночь. По сути, конечно, был прав, и я просто не мог ему что-то возразить. Флинт никогда с участка не уходил, дачи вокруг еще обитаемы. Наверняка, даже с крыльца не уйдет.
Но был в здешнем садоводстве случай - весной средь бела дня прямо на участки, где уже вовсю копались в земле садоводы, влетел здоровенный волк и на глазах изумленной публики схватил тут же гуляющую немецкую овчарку, перекинул через спину и был таков. Даже, если у кого-то из дачников было в доме ружье, на что-то действенное волк просто не оставил никому времени.
Минут через двадцать Миша оттаял душой и открыл входную дверь. Флинт, как и предполагалось, сидел на крыльце. Зашел, не глядя на Мишку, и пошел на свое место спать. Но в душе, вероятно, теперь рвал и метал уже Флинт. Его друг, настоящий охотничий друг, и так его обидел! Из-за каких-то сарделек. Думаю, что-то подобное он и думал. Но то, что его собачья душа требовала отмщения, это совершенно точно.
Утром мы собрались на утку. Нет, не на огромное озеро Глубокое, где встретить утку на выстреле в это время шансов слишком мало. Мы уже достаточно хорошо изучили все местные угодья. Точнее, изучал Миша, а мне потом показывал. Через местный лес проходила маленькая речушка. Во многих местах ее можно было если не перейти вброд, то перепрыгнуть. Почему ее вообще здесь называли речкой, а не ручьем, не знаю. Но в километрах двух в глубине леса речка эта впадала в болото, образуя довольно широкий разлив, чему способствовала построенная бобрами большущая плотина метрах в ста ниже этого разлива. Один берег этого разлива представлял собой достаточно высокий бугор твердой земли, поросший густым невысоким ельником, а другой берег - это было откровенное болото с кочками мха разной высоты, на которых кое где росли небольшие кусты или мелкие березки, и ровными угрожающими полями болотной растительности. Утонуть в таком болоте можно было запросто. Да, и на этом берегу на снижении бугра к болоту мне как-то пришлось вытаскивать даже Флинта из трясины.
Вот на этом разливе почти всегда в сезон и сидели кряквы, и пролетали над ним вдоль речки.
Мы к разливу выходили со стороны высокого бугра. С него и стреляли. К тому же густой ельник позволял подойти к разливу на уверенный выстрел, будучи не замеченным сидящими на воде утками.
Охота вся совершенно прогнозируемая. Сначала просто идем бодрым шагом по лесным дорогам эту пару километров, потом спускаемся в направлении бугра, а оставшиеся метров тридцать уже двигаемся тихо, скрадываясь в ельнике. Осматриваем акваторию, делаем последнюю пару шагов из ельника, утка поднимается, мы стреляем. Потом сидим еще час-полтора в надежде на пролеты, а потом уходим домой или на другие места.
Вот по такому плану и предстояла нам сегодняшняя охота.
Подошли к спуску. Флинт прекрасно чует и тянет вперед. Одергивать его командами, значит, заранее обнаружить себя лишним шумом. Поэтому я беру пса на поводок. Миша идет прямо на бугор. Я иду чуть дальше, куда полетит поднятая утка, если Миша промахнется, или уток будет несколько. К воде из ельника выходим одновременно полностью готовые к немедленному выстрелу, Миша справа от меня метрах в двадцати. Раздается хлопанье крыльев, подъем кряквы, Мишкин выстрел. Здоровый селезень падает на середину разлива. Больше с акватории никто не взлетел. Все практически закончено. Отпускаю Флинта с поводка.
- Флинтуша, подай!
Флинту такое - раз плюнуть. Спокойно спускается к воде и плывет к лежащему селезню. Никто из нас и не сомневается в успешном завершении.
Флинт подплывает к Мишкиной добычи, все так же спокойно берет селезня в пасть удобным ему хватом и: плывет на противоположный берег.
Подобного с собакой никогда не было. Он всегда возвращался вплавь в первоначальную точку, откуда начинал подачу. Даже в ледяной воде, когда ближе были другие участки берега, когда можно было бы выйти на сухое раньше, а потом просто пройти по земле, он все равно плыл. Плавал с противоположных берегов всевозможных озер за свою охотничью карьеру. Приносил к ногам утку вообще из-за пределов видимости - находил подранков, занырнувших и ушедших в берег, и через полчаса после выстрела, но всегда приносил к ногам. Приносил утку, упавшую неизвестно где в густом лесу. Находил и приносил. Я всегда знал, что если дичь хоть как-то подранена, мне остается просто ждать на месте. За Флинтом ходить не надо - сиди на пенечке и кури - принесет.
А тут такое:!
Крики 'Подай!'. 'Ко мне!' не возымели никакого результата. Флинт плыл на противоположный берег.
Он спокойно, даже по-деловому как-то вынес селезня на бровку. Сначала положил. Но подумал и снова взял в пасть. Мы было решили, что Флинтуха одумался, что сейчас снова залезет в воду и приплывет с добычей к нам. Но Флинт просто обдумывал следующий шаг своего цинизма. Придумал и стал реализовывать. Он поднялся с селезнем на самый высокий бугор у самой воды на противоположном берегу и на самой вершине уложил Мишкину добычу во всей красе, после чего так ж спокойно спустился к воде и поплыл на наш берег уже порожняком.
Ясная погода, ярко светит солнце, чистая водная гладь, изумрудный высокий бугор на противоположном берегу, а на самой его вершине лежит здоровенный красавец крякаш с синевой на крыльях и белым кольцом на шее. Просто картина маслом. Действительно красиво. Как будто специально создавалась композиция для написания натюрморта.
Конечно, о причине такого поведения Флинта мы с Мишей уже догадались. Мы просто не могли на него ругаться. Мы оба хохотали в голос. Потому что такой изощренной и продуманной мести никто от этого ушастого создания и ожидать не мог. Ведь сразу понял, что стрелял и попал не я. И насколько быстро в этой маленькой лохматой голове созрел такой коварный и просто потрясающий по своей сути план! Это вам не банально тапки сожрать. Это надо было до самых кончиков охотничьей души добраться. Чтобы вот так, да с неминуемым продолжением. Ну, куда ж теперь Мишке деваться? А Флинт готов дальше наслаждаться результатом своей мести, уже как зритель.
- Ну, и что теперь делать? - задал Миша риторический вопрос.
- Как будто, сам не знаешь, - отвечаю.
Приходилось в подобных ситуация здесь Мишке без собаки обходиться. Без меня он сюда тоже на охоту ходил. И добывал. Но трудов впереди предстояло немало.
Ладно, если б Флинт просто отказался подавать. Ситуация была бы намного проще. Селезня могло снести по течению до этой самой бобровой плотины, где его без труда можно было бы достать, пройдя по берегу сотню метров.
А так: Красиво исполнено - кто-то сейчас и страху натерпится, и физически намается. Потому что просто так бросить такую добычу - совесть охотничья не позволит. К тому же выглядит так привлекательно. Флинт специально постарался.
Это еще он не знал, что метрах в двухстах выше по течению есть узкое место на речке с парой перекинутых на другой берег бревен. Если б знал, даже трудно предположить, что мог бы еще придумать.
Миша поставил к дереву ружье, снял патронташ, выложил из карманов все на случай возможных купаний в болоте и отправился к переправе. А мы с Флинтом заняли места в зрительном зале, расположившись у ельника.
Мише предстояло пройти от переправы вглубь леса на противоположном берегу, потом выйти по лесной возвышенности напротив нас, а потом уж спускаться к самому болоту и там уже, как придется, пробираться к своему селезню. Путь был не простой. До спуска к болоту - просто дальний, а потом - откровенно опасный.
Миша появился из леса на противоположном берегу, и началась его рискованная часть пути. Я за Мишку, если честно, побаивался. Флинт, похоже, в душе ликовал. Но, выломав длинную жердь (или 'по-болтному' - слегу), Миша медленно но верно приближался к цели. Перепрыгивая с кочки на кочку, хватаясь за небольшие деревца, осторожно щупая перед собой болотный ковер - сначала этой жердью, а потом ногой, но минут за десять до селезня добрался. Привязал его к поясу и отправился в обратный путь. Обратная дорога, естественно, прошла легче, поскольку шла уже по разведанному маршруту.
Селезень действительно оказался очень большим и просто шикарным.
А Флинт получил полную сатисфакцию за вчерашние обиды. И весело уже бежал рядом по дороге домой, довольно виляя обрубком своего хвоста. Друзья были квиты.
Больше никогда между ними взаимных обид не возникало.
Ну, и в заключении. Уж, как хотите - верьте или нет, но все это - абсолютная правда. Можете спросить у Мишки - такое не забывается. У наших собак бесспорно есть душа, способная и на высокие чувства, и на обиды. Причем, и чувства эти, и обиды всегда абсолютно искренние. Не только они должны слушаться нас, но и нам не грех их слышать. Нам это пойдет только на пользу.

Я вот сам давно в сомнениях. Может быть, стоит и бессобачные рассказы публиковать? Они ведь зачастую как бы примыкают по тематике. Я вот к решению завести собаку далеко не сразу пришел, а после 16-ти лет охоты. Насмотрелся на чужих, подумал. У меня-то в семье собак не было.

Ну а насчет собачьей честности - они конечно гораздо честнее людей. Гораздо. Но могут и обманывать. Книжка даже есть на эту тему, англоязычная. Причем там упоминаются в этой связи спаниели. Что неудивительно.

Андрей Петрович, доброго здравия! Тема ваша настолько хороша, что я бы ничего не менял! Про собак и около собак - и отлично! У нас иной раз собаки и не главные герои, так что получается очень широко. А если мы сюда напихаем и бессобачных рассказов.. . Хотя.. . я тоже не знаю, как лучше. Вот написал - и засомневался. Как вы решите, так и будем!

Я, действительно, не совсем точно сформулировал. Собака должна фигурировать, хотя бы мысленно или как теперь говорят виртуально, а то и эвентуально например в виде резюме "а с собакой бы этого не случилось!".
Вот пример истории, слышал пару дней назад, из охотничьих рассказов (но случилось при свидетелях).
Гусиная охота. Стреляный гусь падает в озерцо и лежит на воде "как убитый". Автор гуся и его друзья смотрят на это дело с берега - жаль гуся, охота не очень обильная, а собаки нет - не взяли их на охоту, чтобы не мешались в окопчике. Стрелок неуверенно спрашивает у друзей - нет ли желающих сползать за гусем - но нет, желающих не находится. И вот под апрельский ветерок подставлены офисные телеса, охотник поохивая лезет в воду, бредет к добыче, хватает его за крыло, а дно тоже неудачное - и, обернувшись, как заправский городошник бросает гуся на берег. И тут птичка вдруг принимает правильное полетное положение, машет крыльями - пошел, пошел.. . и улетел.
Немая сцена сделала бы честь и академической постановке "Ревизора".

Ну правда ведь, собака в этой истории подразумевается?

Андрей Петрович! Я только "за". И вывести тему в оглавление всего форума, как отдельную, а не подтему "Охотничьих собак". Здесь у участников свои собственные цели - пропаганда охоты не столько, как "выслеживание, преследование с целью добычи и самой добычи диких зверей и птиц, находящихся в состоянии естественной свободы", а как в первую очередь, мощнейшего в действительности пласта национальной культуры, правильных традиции и корней. Можно пересматривать правила испытаний. Хоть ежемесячно, если кому угодно. Но нельзя пересматривать культуру. Ее можно только развивать приумножать. А сначала - знать! Вот это то, чего сейчас так не хватает в охоте. Оттого и склоки в соседних ветках по совершенно не значимым поводам с потерей собственного человеческого достоинства. Все, что будет способствовать возрождению и укреплению охотничьей культуры, имеет право на жизнь. Хорошо, что остались еще энтузиасты этого дела.

Очень непростой вопрос. В некоторых разделах тоже есть литературные темы.

А насчет склок - ну самоутверждаются люди таким образом, за неимением других возможностей. В данной теме я ведь тоже немало мусора потер.

Паршев:
Очень непростой вопрос. В некоторых разделах тоже есть литературные темы.

А насчет склок - ну самоутверждаются люди таким образом, за неимением других возможностей. В данной теме я ведь тоже немало мусора потер.

За что и спасибо вам огромное, Андрей Петрович! Иначе невозможно было б и читать со спокойной душой.

Ну, здравствуй милая избушка
Воскресных дней житье-бытье.
Рюкзак - на нары, как подушку
На гвоздь отцовское ружье.

Буржуйка дышит хвойным жаром
Кипит-ликует мятный чай
Садись дружище потолкуем
Про жизнь, про радость, про печаль.

Как воют ветры песни злые,
И заметает вьюга след,
А час за часом приближает
Апреля солнечный рассвет.

Тогда пойдем считать закаты
В березах слушать Кулика
Дышать свободой, быть богатым
Не представляясь, а живя.

Я знаю друг, и ты все знаешь
Хоть говорю я за двоих
Но взгляд твой лучше понимаю
Чем выражения иных

В избушке жарко, гаснут свечи
Пора ложится, пес притих
Прошу тебя февральский вечер
Весенний сон для нас двоих

Очень даже хорошо!

С новым годом, господа охотники, и с Рождеством Христовым! Поздравляю богомольцев! Поздравляю и богоборцев! Ну а равнодушным - все равно, их поздравить не с чем.

Вот рассказик - как раз по сезону.

ЗАЯЧЬЯ ГЕОМЕТРИЯ

УЧЕНЬЕ - СВЕТ

- Видишь след? - Андрей Подковкин указал пальцем на печатный след зайца, уходящий из мелколесья в Долгую Гриву.
- Вижу.
- Это с жировки на лежку. Вот здесь, в этих кустах, он жировал, а вон там, в ельничке, у него лежка. Понял?
- Понял, что ж тут не понять.
- Я пойду с Туманом туда - заяц побежит сюда, стой тут до упора и будь готов. Понял?
- Понял, что ж тут не понять.

Андрей с собакой на поводке ушел и через пять минут я услышал звонкий голос Тумана, вначале редкое 'баф!', а потом - рев! И я понял - что ж тут не понять, - что пёс нашел и поднял зайца.

'Ай - ай, ай - ай, ай - ай!.. ' - сердце мое колотилось как сумасшедшее, но голос уходил в сторону. Голос уходил в сторону и ждать мне было нечего, но впереди, в кустах что-то мелькнуло. Заяц? Заяц!

Зайчик не спеша шел ко мне. Потом остановился - не дойдя полсотни шагов. Он стоял и поводил ухом. Я больше не мог ждать! Но далеко? Конечно, далеко, но ведь уйдет! Уйдет ведь - и я ударил на всякий случай сразу из двух стволов!

Заяц не ушел, а наоборот - побежал на меня! Пихаю новый патрон - не лезет! Да что ж такое? Да я же проверял гильзы, да всё же лезло! Руки трясутся, патрон не попадает, но всё-таки замечаю, что в правом стволе оторванная бумажная гильза - пихаю, наконец, патрон в левый ствол и защелкиваю.. . А где же заяц? Где заяц? Заяц - здесь, стоит за березкой, в десяти шагах от меня. Ну, косой.. . В это время он подпрыгивает и валится мертвым.

Подбегаю - лежит. Смирно лежит на боку. Заяц-беляк. Он почему-то кажется мне не белым, а розоватым. Поднимаю за уши - здоро-о-вый!

Никогда больше таких здоровых у меня не бывало. Андрей Подковкин до сих пор смеется, обыкновенный, мол, заяц был, просто крупный. Но я-то знаю, что он был - необыкновенный, он был розовый и большой как кабан, мой первый заяц. А Туман - гений.

В середине восьмидесятых годов зайчатников в нашей компании было большинство - Андрей Подковкин, Саша Пекишин, братья Некрасовы и братья Залескины. Залескины, Виктор и Саша, хотя и не держали гончих, но в заячьей науке уже разбирались. И только мы с Евгением Куликовым да Андрей Дружников - городские и бестолковые.

Этой же зимой Туман неожиданно заболел - то ли чумка, то ли еще какая-то напасть - и Андрей Подковкин его схоронил. Плакал.

Потом завел себе Джоя, а на следующий год - Джона. Щенки учились, а наше изучение заячьей геометрии стопорилось.
- Ты почему его Джоном назвал? - спрашиваем у Андрея.
- Ну как же? Вас двое - Джон Бычихин и Джон Куликов, вам третьего не хватает, вот вам и он - Джон Подковкин! Потаскаете его, привыкнет и будет с вами ходить.

Любимой шуткой у него теперь стала следующая:
- Джон!
- А?
- Да не ты! Собака!

Саша Пекишин, больше любивший гонять лосей и кабанов, завел для этих целей Верного. Кончик хвоста у Верного был белым и мы переименовали его в Белохвостика. Пес оказался ярым зайчатником, а на лосей и кабанов - ноль внимания. Хозяин слегка презирал его за такую однобокую страсть, а мы, 'городские', обожали - он охотно ходил с нами в лес и всегда был готов к работе. У братьев Некрасовых вырос Дунай - русская пегая гончая. Собаки - были, а вот понимания заячьей геометрии...

Идем в ноябре по чернотропу - собаки в полазе. Слышим - далеко - 'бам!' Белохвостик подает голос. Добор! Подковкин поднимает палец, оглядывает местность и говорит: 'Заяц пройдет вон там, через кусты, иди, стань туда и будь готов. Понял?.. ' Понял, чего ж тут не понять.

Подхожу к кустам, становлюсь и слышу, как вдалеке работает Белохвостик: 'бум, бум, бум!' Голос низкий, бьет редко и равномерно. Вот к нему подваливает Джон, голос чуть выше: 'бав-бав, бав-бав!' А вот и Дунай - частит, торопится и наверняка сразу же уходит передом! Эх, не хватает нам сучонки - тоненькой флейты.

Мне, впрочем, не до музыки. Торчу в кустах как пенек - специально он, что ли, сунул меня сюда, в этот дурелом? И как тут стрелять? Похоже, смеется он надо мной, этот зайчатник!

Выбираюсь из кустов, шагах в тридцати - бугорок и небольшая чистинка, вот, думаю, хоть какой-то обстрел. Другое дело совсем!

Гон удаляется, почти уходит со слуха, а потом понемногу начинает нарастать. Ближе, ближе, вглядываюсь в кусты - никого! А гон между тем всё ближе, собаки уже рядом, я уже вижу кончик белого хвоста - Белохвостик, Дунай, а замыкающим - Джон. Идут все вместе по следу, торопятся, обгоняют друг дружку и все трое с голосом пролетают мимо - через те самые кусты, тот самый дурелом, куда ставил меня Подковкин!

Опять будет ругань и опять насмешка!

Еще один случай. По первой пороше. Опять я поставлен на лучшее место - то есть они говорят, что место - лучшее. Стою. Передо мной - чистейший первый снег. Ни следочка! Ни жировочного, ни гонного! Скажите мне пожалуйста, почему этот заяц пойдет именно здесь?

Однако, стою. Тишина. Ни собак, ни друзей. Нормальный писатель, господа охотники, здесь, заполняя паузу, занялся бы описанием лесной красоты - елочки-снегурочки, птички-синички, калинки-рябинки.. . Я писатель ненормальный, потому что охотник, и мне не до красот. У меня один вопрос: какого черта этот заяц попрется именно здесь? А, Подковкин?

Между тем гон делает положенный круг и начинает приближаться. И вдруг - выстрел! Похоже, всё. Подходит Слава Некрасов.
- Пойдем, уже застрелили.

Идем, но не успеваем пройти и сотни метров, голос: 'Держи-и-и!.. ' Славка тут же куда-то пропадает, а я лечу на старое место.

Поздно! И как ведь прошел, подлец, - точно у меня между сапог! Если бы эти сапоги стояли на месте.

Через пять минут вылетели собаки, посмотрели на меня и с голосом заработали дальше. Хорошо, что собаки не умеют говорить!

Надо было что-то делать. Деревенские эвклиды и пифагоры выдавать секреты заячьей геометрии не торопились. Сидим с Евгением на его даче, топим железную печку, утешаемся русской березовой и решаем, что делать.
- Утки, утки - что ты заладил, Куликов? Тут такая охота, а мы.. . Хоть бы слова запомнить - жировка, лежка, сдвойка, сметка, добор, полазистый, вязкий, паратый, позывистый.. . Нет, позывистый понятно. Антоним - хрен дозовешься!
- А ты их тоже умными словечками - антоним, метафора. Глядишь, и зауважают. А то сил уже нету - только выйдем и начинается: на Дубах у нас привязанный - пойдет мимо водоема, на Долгой Гриве вчерашний - пойдет у Кривой сосны, на Шишках - два, пойдут по синусоиде к этой вот канаве, стой до упора, иначе - расстрел!..

Возмущаемся, конечно, но деваться некуда и Подковкина трясем не уставая: почему этот след с жировки на лежку, а не наоборот? Какая разница между жировочным следом и следом на лежку? Почему вернется? Почему ходят кругами? Почему не все ходят кругами?

И самое главное, почему он пойдет вот этими кустами, а не той красивой полянкой? Что значит с детства? Ты что, все их тропки тут знаешь? Ври...

Тушим на железной печке зайчатину с луком, а Подковкин и Слава Некрасов, махнув по стопке, вспоминают:
- Первым у меня был Туман, потом - Буран, но недолго, потом Туман Второй - из-под него ты взял своего первого зайца, потом Джой - его я отдал лосятникам. Теперь - Джон.
- А у нас с Шуриком был Славный, - вспоминает Некрасов. - Нет, не потому, что щенок славный, а потому что Шурик так назвал - в честь меня, подарок мне на день рождения. А кобель оказался дурак дураком, два года - и никакой страсти! И вот мы по первой пороше отыскали следок, привязали кобеля на веревку, я тащу его по следу, а Шурик впереди идет - гавкает! Километра два преподавали нашу науку, потом отвязали - пошел! Такой гончак получился!
- Я когда из армии пришел в восьмидесятом году, - вспоминает Подковкин, - за две недели из-под Славного шестнадцать зайцев взял. За-а-айца было!

Понятное дело, раньше и километр был верстой, и заяц был с кабана, это мы уже знали, поэтому упрямо возвращали их к заячьей геометрии.
- Ну что вам еще? Заяц, он такой, он зверь...
- Это мы знаем! - перебивал Куликов и отодвигал от Подковкина стопочку, - Это такой зверь, с хвостом, с ушами, имеет тенденцию оставлять следы - дальше?
- Заяц.. . он ложится на лежке мордочкой к своему следу. А когда идет на лежку, сначала сдваивает след - тут будь готов, он недалеко, потом он делает сметку: прыгает метра на три в сторону и ложится спать.
- Но он не храпит, как некоторые, - вмешивается Некрасов, - ушки у него работают...
- Ну хватит, мужики! - я начинаю обижаться. - Белохвостик поднял, Дунай подвалил, Джон пошел замыкающим, дальше что?
- Заяц идет на круг. В основном, все делают круг и возвращаются на свои следы - на лежку или на жировку - чтоб запутать собак и оторваться. Это понятно?
- Это понятно.

Это понятно и на следующий день мы отрабатываем это на практике. Поднимаем в березняке зайчика - я бегу что есть мочи на лежку, а там - Слава Некрасов! Стоит, улыбается. Я - назад, на жировку, а там Подковкин и Залескин. Стоят, улыбаются.

Вот тебе и на! Пифагоровы штаны во все стороны равны! Мне ничего не остается, как применить охотничью смекалку - назовем ее так - я обхожу по кругу Андрея и Виктора и встаю на заячий следок впереди них.

Ждем-пождем - вот и зайчик, скачет себе между елочек! Стук его - он прыг в сторону, стук второй раз - елочка пополам, а заяц?

Бегу - лежит! Беру за уши - как заорет! Ё-моё! Подранок. Отпускаю, наступаю ногой - молчит. Убираю ногу - орет и всю душу вынимает. Ни палки под рукой, ни камня, а прикладом стукнуть - боюсь сломать. Кое-как соображаю - достаю нож и прикалываю свою добычу.

Виктор Залескин, наблюдая эту картину, рассказывает потом подошедшему Некрасову.
- Джон, собака, обошел нас вокруг и нашего верного зайца - взял. А заяц - слышал? - как заорет! Что делать? Не каждый сообразит, Слав! Но наш охотник не растерялся - и представляешь? - он пошел на зайца с одним ножом!

И всё-таки, на очередных посиделках, мы зажимаем Славу Некрасова в углу и он сдается.
- Откуда же вы знаете, Слава, особенно по чернотропу, где у него лаз и куда он пойдет?
- А-а, вон ты о чем! - Некрасов делает вид, будто он в первый раз услыхал мой вопрос. - Тут просто: беляк всегда старается чистые места в лесу обойти, пройти кустиками или ельничком и полянку проскочить в самом узком месте...
- Чистые места обойти.. . проскочить в самом узком месте - вот значит как! А эти собачьи дети, - Куликов показывает Некрасову кулак, - два года петляют: чутье надо иметь, мы тут с детства, мы тут все тропки знаем...

Применить полученные знания получилось в этот же сезон на Рождество. Вышли в Сотый квартал - участок соснового бора с вырубками и мелколесьем - Слава Некрасов, Евгений Куликов и Виктор Залескин. Взяли одного Джона - Дунай и Белохвостик набили лапы и отдыхали дома.

Находим след. Точнее, следы. Натоптано так, точно зайцев тут целое стадо. Взлаивает тоненьким голоском сучонка - очевидно, добирает. На поваленной сосне сидят двое наших поселковых - Фома и Геныч, на пеньке стоит бутылка, лежит сало и хлеб - банкет в разгаре.
- Толку не будет, - вместо приветствия говорит Фома, - наша сука уже час добирает - и никак! Рождество потому что - каждый зверь должен радоваться, а убивать - грех!..

Слушаем Фому и идем дальше. Господи, думаю про себя, сегодня Твоё Рождество, каждый зверь должен радоваться, но как же охотнику радоваться? Неужели и правда стрелять нельзя? Не знаю.. . Как Ты хочешь, Господи, пусть так и будет...

Не успеваем отойти и двести шагов - след! С жировки на лежку. Это, похоже, еще один заяц - сучка Фомы добирает совсем в другой стороне.

То ли сомнения мешают, то ли торможение у всех сразу - идем дальше и на верном лазу никого не оставляем. Старая лесовозная просека - тянемся по ней друг за дружкой. И только Джон - собака не расслабляется и трудится, и через пару минут мы слышим: баф! Добор! Через пару секунд снова: баф! И - рёв! И - пошел!

Залескин - на лежку, Куликов - на жировку, а мы со Славой - по дороге. Вижу справа широкое чистое место - зарастающую вырубку, но по ее центру - мелкий ельничек, и тянется он через полянку прямо к нашей дороге - так!

Некрасов уходит дальше, мимо пробегают Фома и Геныч. Джон идет по широкому кругу, к нему, слышу, подваливает сучонка Фомы - вот она, флейта! 'Ай-ай, ай-ай!.. ' - нет, не передать мне эти звуки и не рассказать эти чувства. В зимнем лесу, в чистом бору, на Рождество Христово!

А вот и зайчик. Катит по ельничку точно на меня. Ну, Господи: Стреляю - есть!
Подходит Слава Некрасов, поздравляет с полем.
- Видал? Видал, Слав? - возбужденный, никак не могу успокоиться - И - точно на меня! И место выбрал - удачно!
- Ну. - Слава спокоен. - Соображаешь...
- А чутьё? Ты говорил, что надо и чутье иметь - это что?
- Интуиция. Вот десятка три набьешь - душой почувствуешь, где они любят ходить, где ложиться, куда стать...
- Понятно. А Фома говорил: на Рождество - грех!
- Да это Фома.. . - отмахивается Некрасов, - что он понимает...

Мы достаем из рюкзака пакет и укладываем зайца.

До сих пор у меня перед глазами картина: зимний лес и трое охотников. Все молоды, все живы. Смотрят на меня - и улыбаются. И все - довольны. Вспоминаю теперь об этом и думаю - а ведь умели они, друзья мои, радоваться чужим успехам. И в избытке было у нас - тепла и сердечности. Не каждому выпадает такое счастье. А мне - выпало.

ПРОФЕССОРА
Профессоров заячьей геометрии мы разделяли на два типа. Первые, поднимаясь с лежки, уходили на два-три километра, крутили и путали собак, потом опять уходили - ни на лежку, ни на жировку не возвращались и свой гонный след тоже не использовали. Пока добежищь по снегу, пока приглядишь узкое местечко - беги опять.

Второй тип профессоров отличался смелостью и спокойствием - дороги, огороды и даже наши собственные следы, ничего их не смущало и всё ими использовалось.

Профессора - исключение, но каждый год какое-нибудь исключение обязательно нам попадалось и учило нас терпению.

Один такой жил за гаражами - поселковые сараи и гаражи шли вдоль леса, за ними лежала Долгая Грива - угнанный на край света заяц через день-два возвращался назад и опять ложился где-нибудь за сарайчиком. Иной раз он даже сено воровал у местных буренок. Джон и Белохвостик тоже хорошо его знали - стоило нам отпустить их у вольера - через пять минут за сараями рев - и всё! Ни зайца, ни собак. Иногда мы слышали гон, бежали на голоса, но собаки скалывались, начинались нудные поиски.. . стоишь, зуб на зуб не попадаешь - и костеришь понемногу собак за вязкость и нестомчивость, а Подковкина и Некрасова - за то, что спустили собак прямо у сараев. Им-то, деревенским, развлечение, а нам-то - два выходных всего...

Прибежали как-то с Куликовым к переходам по краям длинной полянки и ждем. Андрей и братья Некрасовы ушли куда-то следом за собаками, а мы остались. Зимний лес, морозец. Пока нечего делать, хороший писатель расписал бы нам здесь всю красоту природы - снегиря посадил бы на рябине, сороку пустил по лесу, а может быть - чего мелочиться - взгромоздил бы на сосну глухаря. На самом-то деле, господа охотники, ничего такого нету - стоят два замороженных пенька, зыркают глазами по кустам и все.
Через полчаса не выдерживаем и сходимся в середине поляны перекурить и посоветоваться. Не спеша закуриваем, слушаем морозную тишину и решаем все-таки подождать еще.

Евгений возвращается на место и я слышу крик: 'Иди сюда!'

Подхожу. Он ведет меня в обратку по нашей тропе и показывает след! Заяц! Уже прошел.

Идем в пятку - здесь еще одно открытие. Заяц, оказывается, не сразу решился на переход, нет, он топтался на месте, выглядывал и ждал удобного момента! В кустарнике - целое утоптанное местечко.

Обиделись мы тогда на него, плюнули и пошли на дачу - кое-что у нас там было, конечно.

ТРУСИШКА

'Трусишка зайка серенький под елочкой скакал... ' - помните?

Стоим с Виктором на Дубах, заняли два перехода, ждем. Джон-собака скололся и неторопливо разбирается в следах приблизительно в километре от нас. Иногда подает голос: 'Где ж ты, косой? Куда ж ты сметнулся? Что ж ты так накрутил, а?.. ' Простые собачьи мысли.

Ждем. А вот и заяц! Прикатил к нам и остановился между мной и Виктором, ну? На кого? Заяц между тем забрался на небольшой сугроб, уселся поудобней, откусил веточку и принялся закусывать. Пожевал, повел одним ухом - тишина - и поскакал к Виктору. Жаль, конечно, но ладно. Не дойдя метров десять до выстрела, косой остановился и своим следом пошел в мою сторону. Ага! Однако - опять не дошел, опять повернул назад, сел на свой бугорок и откусил еще одну веточку.

Джон между тем разобрался в его чертежах и по гипотенузе покатил к нам. Заяц перестал жевать, отследил левым ухом неторопливый ход нашего помощника, оценил его музыкальный талант, восторга не выказал и - продолжил свой ланч!

И я понял - ничего-то он не боится, он - дома, у него крепкие ноги, ясная голова и математический факультет за спиной. Хотя, судя по заячьей физиономии, ему не более трех-четырех лет от роду.

Гон приближался, а заяц - обедал. И только его левое ухо отслеживало ход собаки. Наконец, он привстал. Ну? Нет, просто вон та верхняя веточка - вкусней!..

Заяц напустил собаку приблизительно на сто шагов, выплюнул изо рта веточку и, оттолкнувшись сразу четырьмя лапами, сиганул метра на четыре в сторону. В сторону Виктора.

Математик и геометр, смельчак и храбрец, спортсмен и чревоугодник - и это заяц?

ДЕД МАЗАЙ И ЗАЙЦЫ.

Сидим на даче, обсуждаем примеры заячьей смелости, потом я вспоминаю деда Мазая и поэта Некрасова.
- Брехня! - отмахивается Слава Некрасов, - Никогда заяц не останется на затапливаемых местах. И плавать он - умеет! И к Мазаю в лодку никогда не полезет! Брехня!
- Нет, ну это же сказка! - Андрей Подковкин выражается более интеллигентно, - Это же сказка, Слава!
- То есть вы хотите сказать, - уточняю я, - что никаких зайцев на затапливаемых островах не бывает?
- Не бывает, - уверенно отвечает Андрей. - они эти места знают и заранее уходят, у них в это время гон.. . Это ж просто сказка такая! Да ты плесни нашему Некрасову побольше, он тебе деда Мазая за пояс заткнет. Нет, еноты, может, и остаются, эти дрыхнут еще, а зайцы нет.
- Зайцы воду - не любят, - еще раз повторяет Слава.

Так мои деревенские эвклиды и лобачевские разрушили во мне сказку о добром дедушке Мазае и честном поэте Некрасове.

И все-таки - ошибались они тогда! Просто потому, что в Шатуре, среди озер и карьеров, никаких затапливаемых островов не было.

ПЛОДЫ ПРОСВЕЩЕНИЯ.

Кроме сомнительных плодов просвещения были и подлинные. Прочел я как-то в 'Охотничьих просторах' об одном интересном методе охоты на зайца - прочел и забыл. Приехал однажды после Рождества, а снегу, оказывается, столько, что и в лес не зайти. Тут я и вспомнил!
- Найдем след, - рассказываю Подковкину, - проложим лыжню, чтоб парочку переходов перекрыть, поднимем, и он по такому снегу обязательно выйдет на лыжню...
- А что, - соглашается Андрей. - Может и получится. Они любят по нашей лыжне ходить. Зовите Славку, а то у меня работа.

Слава тоже не может, поэтому идем вдвоем с Виктором. Берем с собой Дуная, песик паратый, авось и погоняет.

Встаем на лыжи и выходим на Шишки - молодой сосновый лесок с березняком. Дунай суется в снег, но быстро всё понимает и пристраивается сзади.

Долго ли, коротко - видим впереди след. Пристегиваю Дуная - погоди, брат - и начинаем прокладывать лыжню. Виктор остается в одном углу, а я возвращаюсь и пускаю собаку на след.

Дунай тут же начинает добирать - я вижу, как он, изредка подавая голос и отплевываясь, всё дальше и дальше уплывает по снегу. Тороплюсь по лыжне на свой переход.

Минут двадцать, наверное, наш работник ищет заячью лежку - наконец, подъем и звонкий голос: ату ево! держи ево!

Эх, радость, золотая охотничья минутка! Вот и он, наш зверек, не спеша катит по лыжне - и точно на меня!

Прозвище у него - косой. Не верь, охотник! Это не так - стоит тебе чуть шевельнуться или дернуться раньше времени - мелькнет белая ушастая молния и растворится в березняке. Охнешь ты от досады, а исправить ничего нельзя - огорченно махнет рукой твой товарищ и молча обругает тебя уставший охотничий пес! Страшно, господа охотники! Поэтому я замираю, подпускаю зайца на двадцать метров - и не промахиваюсь.

Приходит Виктор, а через пару минут выплывает на лыжню Дунай. Отрезаем ему пазанки и делим на троих бутерброды.

Вот старые фотографии, память о тех собаках.
Охотники - Андрей Подковкин и Евгений Куликов.
.. .
.. .

А здесь - более поздний снимок, два зайчатника, Некрасов и Подковкин,
пьют за здоровье фотографа Бычихина.. .

Это про некоторых легавых и спаниелей говорят: "вязок, но не поимист".

(это которые птичку гоняют самозабвенно)