С праздником Великой Победы!
Справа на фото мой дед Куперштох Семён Элиокумович, слева его двоюродный брат Борис Гельман.
Фрагмент воспоминаний моего деда об участии в сражении под Бобруйском:
Батарее капитана Рыкова, в которую входили взводы Богуславского и мой, 'выдали' ровно километровый участок обороны. Пока мы закапывали самоходки в землю, на расстоянии 200 метров одна от другой, рядом с нами на участке 95 танковой бригады шли на прорыв сотни обезумевших немцев. Огонь экипажей танков валил цепи немцев. В их гуще рвались снаряды, поднимая вверх кусты, деревья и землю. Пулемёты на расстоянии 300-400 метров создавали буквально огнедышащую зону. Но фашисты всё шли и шли напролом, перешагивая через упавших. Это была жуткая картина. Вспомнилась психическая атака из кинофильма 'Чапаев'. Но, если там офицеры шагали презирая смерть и стремясь внушить ужас чапаевцам, то здесь на нас двигалось обезумевшее стадо, готовое смести нас с лица земли. Видимо, для храбрости, немцы получили солидную порцию спиртного.
И когда мы зарылись в землю, готовые стаять насмерть, не отступая ни на шаг, шальной пулей был убит комбат Рыков. Пуля попала ему в голову, и смерть наступила мгновенно. Вступить в командование батареей Костюченко приказал мне. Моё положение облегчалось тем, что я несколько месяцев командовал батареей на формировке, пока Рыков был в госпитале. Я хорошо знал людей и готовил их к боям на формировке. Но, вступить в командование батареей, мне пришлось в невероятно тяжёлой обстановке. Каждой самоходке предстояло удерживать в обороне участок в 200 метров. но ведь у самоходки пулемётов нет, и если танкисты могли с 400-500 м, буквально косить немецкие цепи, рвущиеся на прорыв, то что же могли делать мы? Правда, зампотех батареи техник-лейтенант Саша Криушин, раздобывший два немецких ручных пулемёта и вырывший себе окоп под моей самоходкой, мог прорвавшихся немцев косить с 200-300 метров. но он обеспечил бы мою самоходку (зону в 200 м). А остальные 800м, как их прикрыть? Выделил я одного члена экипажа. Расположил его в окопе под его самоходкой и отдал ему один, из добытых Криушиным, немецких пулемётов. Теперь мы могли прикрыть пулемётным огнём 400 м из 1000 м нашего участка. Имеющиеся в каждой самоходке по 2 автомата, могли быть использованы только в ближнем бою, когда немцы вплотную приблизятся к самоходкам. Но это, возможно, если приблизятся к нам 5 или 10 фашистов. А они бегут сотнями. К счастью, пока рядом с нами, а не на нас. Начало темнеть. К нам подъехал командир взвода боепитания полка. Он привёз нам снаряды для пополнения боекомплекта. Посмотрел я их и пришёл в ужас. Вместо положенных осколочно-фугасных и бронебойных снарядов, он привёз бризантные снаряды для зенитных пушек. Калибр у них тот же самый 85 мм. Я приказал командиру взвода сбросить эти снаряды на грунт, и немедленно привезти мне побольше, положенных по штату, снарядов.
Расскажу тебе, Митя, как действуют разные снаряды. Бронебойный снаряд или, как его называют ещё 'болванка', пригоден только для стрельбы по танкам и бронетранспортёрам. По пехоте им стрелять бессмысленно. Он может убить одного пехотинца, если попадёт именно в него. Ведь он не взрывается и не имеет осколков.
Осколочно-фугасный снаряд несёт в себе заряд, разрывающий его на осколки, которые поражают всё в зоне его действия, в зависимости от его калибра. У него, в носовой части снаряда, имеется колпачок, закрывающий мембрану. Если колпачок не свинтить - снаряд действует, как фугасный. Он может пробить крышу ДЗОТа, например, а потом разорваться. Если колпачок снять, снаряд действует, как осколочный. Он, коснувшись мембраной любого препятствия, даже ветки кустарника, немедленно взрывается и поражает врага своими осколками. По пехоте, находящейся вне укрытий, в том числе и атакующей, огонь ведут осколочно-фугасными снарядами без колпачка.
Бризантный же снаряд, разрывается. Как осколочный, но не от столкновения с целью, а пролетев определённое расстояние, на которое артиллерист его установил. Если зенитчики ведут им огонь по самолётам они устанавливают его на дистанцию до самолёта, с тем или иным упреждением, в зависимости от скорости самолёта, снаряд поражает его осколками. Вероятность поразить самолёт одним из осколков, значительно большая, чем попасть в самолёт самим снарядом. Можно этими снарядами стрелять и по наземным целям. Например, по пехоте сидящей в окопах. Взрыватели устанавливают на расстояние до окопов. Снаряд взрывается в воздухе, и осколки летят на землю, поражая пехоту в окопах.
Стрелять бризантными снарядами по атакующей тебя пехоте сложно и неэффективно. Через час нам привезли штатные снаряды. Один боекомплект мы загрузили в самоходки, второй сложили на земле, как запас. Бой то ведь ожидался продолжительный. По приказу командира полка нам привезли несколько сот осветительных ракет, для того, чтобы ночью освещать атакующих немцев и расстреливать их.
Часов около 11-ти ночи, обстреляв наши позиции из артиллерии и танков, немцы пошли в очередную атаку, пытаясь всё же выбраться из 'котла'. Наступало на фронте 2-х танковых бригад (95-ой и 108-й) и нашего 1455 среднего САП, не менее 2000 фашистов, с танками и бронетранспортёрами. Что бы ты, Митя, мог представить себе, что представляло из себя поле боя, так как наступающие вели огонь трассирующими снарядами и пулями с красными и зелёными трассерами, вспомни один из фейерверков во время праздничных салютов. Только трассы стелились по земле и пули свистели и звенели, ударяясь в броню.
Вверх полетели десятки ракет, стало светло, как днём. С пехотой, от количества которой буквально рябило в глазах, двигалось более десятка танков: 'Пантер' и Т-4. Мой наводчик, на расстоянии около 900 метров, со второго выстрела поджёг танк Т-4. По танкам противника вели массированный огонь танкисты и самоходчики.
Моя батарея уничтожила 2 танка и много пехоты, которая перегруппировавшись в ходе атаки, в основном устремилась на оборону 95 танковой бригады. Как будто фашисты 'специально' не лезли на мой участок обороны, зная, что у меня нет пулемётов. Когда рассвело, на поле боя валялось, на направлении танкистов не менее полутысячи трупов. За ночь немцы трижды атаковали нас, но прорваться из окружения им не удалось. Днём они ещё дважды пытались атаковать наши позиции, при поддержке не менее 20-ти танков. Теперь они сосредоточили основные силы на участке 108 танковой бригады. Наш же полк располагался между 95-ой и 108-ой танковыми бригадами. Во время этих атак наш полк уничтожил 5 танков, из них один, самоходчики моей батареи. А пехота Армии Горбатова всё ещё не подошла к нам.
Положение нашего корпуса было очень тяжёлым. За двое суток я не сомкнул глаз. И вдруг над лесом, из которого немцы начинали свои атаки, появились наши самолёты. Эскадрилья за эскадрильей летели в сторону Дубровки. Тяжёлые самолёты своим гулом потрясали воздух. Их было всё больше и больше. Крыло к крылу. Танкисты и самоходчики подбрасывали вверх танкошлемы, кричали 'Ура!', но в самолётном гуле, не слышно было голосов.
Одна волна самолётов сменяла другую. Бомбы ложились густо, выворачивая деревья, поднимая кверху столбы земли, опрокидывая танки и орудия, разнося в щепки блиндажи. Над местностью, где находился враг, потянулись облака едкого чёрного дыма. Гитлеровцы были охвачены паникой. Они выбегали группами из лесов, объятых пламенем и бросались вплавь через Березину, но их настигали пули танкистов. Тысячи трупов валялись около разбитой боевой техники. К вечеру начала подходить пехота. Командир стрелковой дивизии занял рубеж у железной дороги, перекрыл узел дорог и перехватил шоссе, занимая огневые позиции. Подтягивались и другие дивизии 3 Армии. Командир 9 ТК получил приказ утром следующего дня сняться и действовать в направлении на Минск. Но, в течении ночи мы должны были обороняться совместно с окапывающейся, всё прибывающей, нашей пехотой.
Ночью из лесов снова сделали попытку вырваться из 'котла', оставшиеся в живых после нашей бомбёжки, солдаты и офицеры барона фон Лютцова. Теперь они, как безумцы, шли в атаку без танков. Так получилось, что мы самоходчики, которые больше всех нуждались в пехоте, пока её так и не получили. В воздух снова полетели ракеты, и вновь мы увидели более 2000 немцев с пулемётами и автоматами, идущих на нашу оборону.
Ещё вчера вечером, мне пришла в голову мысль, что если немцы приблизятся к самоходкам на 200-300 метров, нужно будет стрелять по ним бризантными снарядами (которые по ошибке завёз нам командир взвода боепитания) поставив взрыватель на метку 'К' - мгновенного действия. В этом случае, снаряд разрывается, сразу же вылетев из орудия, и поражает всё вокруг, но мы защищены бронёй самоходки.
В последнем бою, когда прорывающиеся на участок батареи немцы, на 300-400 м приблизились к самоходкам, мы открыли огонь бризантными снарядами, поставленными на мгновенный взрыватель. Осколки барабанили по броне так, что мы начинали глохнуть. Ни один фашист не прошёл наш рубеж. А когда наступило утро, мы увидели около двухсот немецких трупов перед самоходками. Рожь, стоявшая перед нами, была срезана осколками снарядов, как будто по полю прошёл комбайн. Мы вылезли из самоходки и были поражены. Наши новенькие, покрашенные в защитный цвет самоходки, стали пятнистыми. Осколками во многих местах краска была полностью отбита. Подъехавшему командиру полка, поблагодарившему меня и личный состав батареи за боевую работу и, пошутившему, что мы 'изуродовали' свои боевые машины, я ответил, что немцы специально камуфлируют свои танки, делая их пятнистыми, а мы не тратили на это краску и время, получив эту пятнистость в бою.
