Сказки
|
17-8-2007 14:57
ОПЕР
Барковиана, народные пародии, смехоэротический фольклор Сказки ХIХ-XXI вв.
Сказка о Царе Салтане. 6 вариантов 1 вариант Сказка о Царе Салтане Три сестрицы под окном Пряли поздно вечерком. "Кабы я была царица, - Молвит старшая сестрица - Я бы батюшку-царя Засадила в лагеря". "Кабы я была царица, - Молвит средняя сестрица - Я бы этого заразу Засадила по Указу". "Кабы я была царица, - Молвит младшая сестрица - Я б его в тюрьму сховала И еблась бы с кем попало" Царь во время разговора Хуй дрочил возле забора. Речь последней по всему Полюбилася ему. Царь наш был большой тюлень И женился в тот же день. Свадьбу весело сыграли, Много пили, много жрали: Царь наш батюшка на грех Водки выжрал больше всех. А потом он с пьяной рожей Стал ебаться в царской ложе, Не поняв большой секрет - Была целка или нет? А пизда у той девицы Была шире рукавицы, И во всем честном царь-граде Она слыла первой блядью. Царь собрался на войну, Обязав младу жену, Чтоб к седьмому ноября Родила богатыря. И царица повелась Только к мужу доеблась, Чтобы будущий отец Отписал ей весь дворец. Царь, любя свою жену, Отписал ей всю казну. А царица молодая Даром время не теряя, Тихо сбегала тайком К прокурору на прием. На царя они, беднягу, Предоставили бумагу: "Пиздит, мол, жену-царицу, Пропил клетку и жар-птицу, А кота и цепь златую Он отнес вчера в пивную. Возвращаясь из пивной, Дрался с бабою Ягой. У русалок с пьяных глаз Он просил ебать не раз.. " Царь от имени народа Получил четыре года, А еще ему в подвале Пиздюлей хороших дали. На четвертый год в неволе Стал он шустрый словно кролик, Стал заядлым онанистом, Анашистом, чайфиристом. Как то раз зайдя в промзону, Ебнул банку ацетону. Это был прощальный тост, Царь на нем откинул хвост. Ну а младшая сестрица Во дворце живет-резвится. Тут повадился на двор Борзый дядька Черномор. Он мозгой своей прикинул, Семерым блядей подкинул, Превратил в бардак дворец: Тут и сказочке ПИЗДЕЦ.
4 вариант 3 вариант сказки был опубликован впервые 15.12.2000 на сайте www.anekdot.ru. Подписан "Андрей. г. Харьков". |
|
17-8-2007 16:02
ОПЕР
I
О! общая людей отрада, Пизда, веселостей всех мать, Начало жизни и прохлада, Тебя хочу я прославлять. Тебе воздвигну храмы многи И позлащенные чертоги Созижду в честь твоих доброт, Усыплю путь везде цветами, Твою пещеру с волосами Почту богиней всех красот. II Парнасски Музы с Аполлоном, Подайте мыслям столько сил, Каким, скажите, петь мне тоном Прекрасно место женских тел? Уже мой дух в восторг приходит, Дела ея на мысль приводит С приятностью и красотой. - Скажи,-вещает в изумленьи, - В каком она была почтеньи, Когда еще тек век златой? III Ея пещера хоть вмещает Одну зардевшу тела часть, Но всех сердцами обладает И всех умы берет во власть. Куда лишь взор ни обратится, Треглавный Цербер усмирится, Оставит храбрость Ахиллес, Плутон во аде с бородою, Нептун в пучине с острогою Не учинят таких чудес. IV Юпитер громы оставляет, Снисходит с неба для нея, Величество пренебрегает Приемлет нискость на себя; Натуры чин преобращает, В одну две ночи он вмещает, В Алкменину влюбившись щель. Из бога став Амфитрионом, Пред ней приходит в виде новом, Попасть желая в нижну цель. V Плутон, плененный Прозерпиной, Идет из ада для нея, Жестокость, лютость со всей силой Побеждены пиздой ея. Пленивши Дафна Аполлона, Низводит вдруг с блестяща трона, Сверкнув дырой один лишь раз. Вся сила тут не помогает, В врачестве пользы уж не знает, Возводит к ней плачевный глас. VI Представь героев прежних веков, От коих мир весь трепетал, Представь тех сильных человеков, Для коих свет обширный мал,- Одной ей были все подвластны, Щастливы ею и бесчастны, Все властию ея одной На верьх Олимпа подымались И в преисподню низвергались Ея всесильною рукой. VII Где храбрость, силу и геройство Девал пресильный Геркулес, Где то осталось благородство, Которым он достиг небес? Пока он не видал Амфалы, Страны от взору трепетали, Увидя, Тартар весь стенал. Пизда ея его смутила, Она оковы наложила, Невольником Амфалы стал. VIII Представь на мысль плачевну Трою, Красу пергамския страны, Что опровержена войною Для Менелаевой жены. Когда бы не было Елены, Стояли бы троянски стены Чрез многи тысячи веков, Пизда ея одна прельстила, Всю Грецию на брань взмутила Против дарданских берегов. IX Престань, мой дух, прошедше время На мысль смущенну приводить. Представь, как земнородных племя Приятностьми пизда сладит. Она печали все прогонит, Всю скорбь в забвение приводит, Одно веселье наших дней! Когда б ее мы не имели, В несносной скуке бы сидели, Сей свет постыл бы был без ней. Х О, сладость, мыслям непонятна, Хвалы достойная пизда, Приятность чувствам необъятна, Пребудь со мною навсегда! Тебя одну я чтити буду И прославлять хвалами всюду, Пока мой хуй пребудет бодр, Всю жизнь мою тебе вручаю, Пока дыханье не скончаю, Пока не сниду в смертный одр. |
|
17-8-2007 16:03
ОПЕР
I
Тряхни мудами, Аполлон, Ударь елдою громко в лиру, Подай торжественный мне тон В восторге возгласити миру. Ко дверям славы восхожду, Тебя как будто на хуй жду. Приди и сильною рукою Вели всех муз мне перееть, Чтоб в них усердье разогреть Плениться так, как я пиздою. II Вздрочу престрашный мой елдак, Чтоб всю теперь явил он силу, Совсем уже готов кутак, Впущу епическую жилу. Всарначу я и взговорю, Ебливым жаром я горю, Бодрюсь, уёбши Парнасиду, Иду за Пиндаром вследы, Взношусь от Музиной пизды Туда, где смертного нет виду. III На поясе небесном став, Согласной лирой в небе звукну, И в обе руки шмат мой взяв, Зевеса по лбу плешью стукну, Чтоб он сокрыл свой грубый зрак И не дрочил теперь елдак, Не метил плешью в щели многи, Не портил бы земных красот, Не драл елдою пиздий рот, Не гнул богиням круто ноги. IV Нептун и адский бог Плутон, Смягчите ярость вы без шуму, Страшася шанкера бабон, Оставьте вы высоку думу. На вас не буду я смотреть, Велю обеих перееть. Ты, море, не плещи волнами, Под секель ветры заключи, А ты престрого закричи, Чтоб в аде не трясли мудами. V Чтоб тем приятный звук и глас Такие вздоры не глушили, Скачи и веселись, Парнас, Мы все в природе утишили. Сойди, о Муза, сверху в дол И на пуп залупи подол, Я ныне до пизды касаюсь, Воспеть теперь ея хочу И для того елдак дрочу, Что я пиздою восхищаюсь. VI Со утренних спокойных вод Заря на алой колеснице Являет Фебов нам восход, Держа муде его в деснице, И тянет за хуй Феба в понт, Чтоб он светил наш горизонт, Мы блеску все его радеем. А ты, восточная звезда, И краше всех планет пизда, Тобой мы день и свет имеем. VII Скончав теченье, Аполлон С ефира вниз себя покотит, К Фетиде в лоно съедет он, Пизда лучи его проглотит, И блеск его тогда минет, Когда богиня подъебнет, К мудам свою пизду отклячит, Сокроется от нас день прочь, Ебливая наступит ночь, Коль Феб в богиню запендрячит. VIII Дрочи, о Муза, добрый хуй, Садись ко мне ты на плешь смело, Чтоб слабже он полез, поплюй, Раздайся секель твой и тело. Я всю вселенную узрел, Когда тебя я на плешь вздел, Кастильской омочен росою, Отверзлись хуя очеса, Открылись света чудеса, Творимые везде пиздою. IX Юпитер в смертных бросить гром С великим сердцем замахнулся, Погиб бы сей хуев Содом И в лютой смерти окунулся, Но в самый оный страшный час Пизда взвела на небо глас, Умильно секелем кивнула, Зевес, схвативши в руки плешь, Бежит с небес на землю пеш, Громовый огнь пизда задула. Перун повержен там лежит, Пропал великий страх народа, Юпитер над пиздой дрожит, Забыта им уже природа. Пускай злодействуют везде, А он купается в пизде. Алкмену ныне сарафанит, Ебёт и прёт, пендрючит, ржот, Храпит, сапит, разинув рот, И гром уже его не грянет. XI Ударил плешью по водам Нептун, властитель над морями, Велел подняться он мудам, Чтоб дули ветры под волнами. Велел все море возмутить, Неоптолема потопить. Но с вострым секелем фетида, Подъехав, села на муде. Нептун, поковыряв в пизде, Лишился тотчас грозна вида. XII Плутон во аде с елдаком Совсем было утратил мысли, Елда его покрылась льдом, А с муд уже сосули висли. Но вскоре въехала туда О ты, прелестная пизда, Богиня ада Прозерпина, Ощерила мохнату щель, Плутон, храпя, наметил в цель, В тебе согрелася елдина. XIII Твоя, о мать хуев, пизда, Никак неизъясненна сила, С волшебной сферы ты звезда, О страх, ты солнце ослепила, Когда из волосистых туч Блеснул на Феба пиздий луч, То он сияние оставил, Забыл по должности езду И сунулся тотчас в пизду, Чем славы он твоей прибавил. XIV Гремит Амфалия пиздой, Прельстив усами Геркулеса, Который страшною елдой Нередко пехивал Зевеса, Творил велики чудеса, Держал на плечах небеса, Подперши плешью твердь ужасну, Атланта бодро облехчил, За то в него и хуй всучил, Однак шентю узрел он власну. XV Ахилл под Троей хуй вздрочил, Хотел пробить елдою стену, Но как он бодро в град вскочил, Чтоб выеть тамо Поликсену, Парис его ударил в лоб Тем дротиком, которым ёб, То небо стало быть с овчинку В ахилловых тогда глазах, Смяхчил его шматину страх, Пизда сжевала в час детинку. XVI Герой в войне не человек, Намазав ворванью елдину, Забыв толь надобной нам век, Разит людей так, как скотину. С пиздой он больше не буян, И Бахус без нее не пьян. Пизда природу умножает, Родит, лелеит, кормит нас, Ее продолговатый глаз Сурову нашу плешь смягчает. XVII О мать веселья и доброт, Пизда, шентя, фарья, махоня, Я тысячу хуев дам в рот - Глотай, им ныне есть разгоня, Насыться от моих похвал, Я прямо в цель твою попал, Воздвигну я тебе божницу, Внутри очищу пиздорык, И взявши в руки я голик, Сгоню нечистую площицу. XVIII В ефире светлая звезда Или блестящая планета Не так прелестна, как пизда, Она творительница света. Из сих торжественных ворот Выходит всякий смертный рот И прежде всех ее целует, Как только секелем кивнет, Двуножну тварь на свет пихнет И нам ее она дарует. |
|
17-8-2007 16:04
ОПЕР
I
Гудок, не лиру принимаю, В кабак входя, не на Парнас, Кричу и глотку раздираю, С бурлаками взнося мой глас. Ударьте в бубны, барабаны, Удалы добры молодцы, В тазы и лошки и стаканы, Фабришны славные певцы. Трюх-трях сыра земля с горами, Тряхнись, синё море, мудами. II Хмельную рожу, забияку, Рвача, всесветна пройдака, Борца, бойца пою, пиваку, Ширяя в плечах бузника. Молчите, ветры, не бушуйте, Не троньтесь дебри, древеса, Лягушки в тинах не шурмуйте, Внимайте, стройны небеса. Между кулашного я боя Узрел тычков, пинков героя. III С своей, Гомерка, балалайкой И ты, Виргилишка, с дудой, С троянской вздорной греков шайкой Дрались, что куры пред стеной. Забейтесь в щель и не ворчите И свой престаньте бредить бред. Сюда вы лучше поглядите- Иль здесь голов удалых нет? Бузник Гекторку - если в драку - Прибьет как стерву и собаку. IV О ты. Силен, наперсник сына Семелы ражей красной муж, Вином раздута животина, Герой в пиянстве жадных душ, Нектаром брюхо наливаешь, Смешав себе с вином сыты; Ты пьешь, меня позабываешь И пить не дашь вина мне ты? Ах, будь подобен Ганимеду, Подай вина мне, пива, меду. V Вино на драку вспламеняет; Дает в бою оно задор, Вино пизду разгорячает, С вином смелее крадет вор, Дурак напившися умнее Затем, что боле говорит, С вином и трус живет смелее, И стойче хуй с вина стоит, С вином проворней блядь встречает, Вином гортань, язык вещает. VI Хмельной баханта целовальник, Ты дал теперь мне пить, крючок; Буян я сделался, охальник, Гремлю уж боле как сверчок. Хлебнул вина - разверзлась глотка, Вознесся голос до небес, Ревет во мне и хмель и водка, Шумит дуброва, воет лес, Трепещет твердь и бездны бьются, Пыль, дым в полях, прах, вихрь несутся. VII Восторгом я объят великим, Кружится буйна голова; Ебал ли с жаром кто толиким, Пизда чтоб шамкала слова? Он может представленье точно Огню днесь сделать моему, Когда в пизде уж будет сочно, Колика сладость тут уму! Муде пизду по губам плещут, Душа и члены в нас трепещут! VIII Со мной кто хочет видеть ясно, Возможно зреть на блюде как, Виденье страшно и прекрасно- Взойди ко мне тот на кабак Иль, став где выше на карету, Внимай преславные дела, Чтоб лучше возвестити свету, Стена, котора прогнила, Которая склонилась с боем, Котора тыл дала героям. IX Между хмельнистых лбов и рдяных. Между солдат, между ткачей, Между холопов, бранных, пьяных, Между драгун, между псарей Алешку вижу я стояща, Ливрею синюю спустив, Разить противников грозяща, Скулы имея взор морщлив, Он руки спешно простирает, В висок ударить, в жабр жадает. X Зёвес, сердитою биткою По лбам щелкавши кузнецов, Не бил с свирепостью такою, С какой он стал карать бойцов, Расквасивши иному маску, Зубов повыбрал целый ряд, Из губ пустив другому краску, Пехнул его в толпу назад, Сказал: - Мать в рот всех наебаюсь, Таким я говнам насмехаюсь! XI Не слон ети слониху хочет, Ногами бьет, с задору ржет, Не шмат его в пизде клокочет, Когда уж он впыхах ебет,- Бузник в жару тут стоя рвется, И глас его, как сонмов вод В дыре Плутона раздается, Живых трепещет, смертных род. Голицы прочь, бешмет скидает, Дрожит, в сердцах отмстить желает. XII Сильнейшую узревши схватку И стену где холоп пробил, Схватил с себя, взял в зубы шапку, По локти длани оголил, Вскричал, взревел он страшным зевом: Небось, ребята, наши-стой! Земля подвиглась, горы с небом, Приял бурлак тут бодрость строй. Уже камзолы уступают, Уже брады поверх летают. свет в глазах, Летят клочки власов, одежды, Гремят щелки, тузы в боках. Как тучи с тучами сперлися, Секут огнем друг друга мрак, Как силны вихри сорвалися, Валят древа, туманят зрак- Стеной так в стену ударяют, Меж щек, сверх глав тычки сверкают. XIV О, бодрость, сила наших веков, Потомкам дивные дела! О, храбрость пьяных человеков, Вином скрепленные чресла. Когда б старик вас зрел с дубиной, Которой чудовищ побил, Которой бодрою елдиной Сто пизд, быв в люльке, проблудил, Предвидя сии перемены, Не лез бы в свет он из Алкмены. XV Бузник не равен Геркулесу, Вступив вразмашку, начал пхать, И самому так ввек Зевесу Отьнюдь мудом не раскачать. Кулак его везде летает, Крушит он зубы внутрь десен, Как гром, он уши поражает, Далече слышен в жопе звон. Трепещет сердце, печень бьется, В портках с потылиц отдается. XVI Нашла коса на твердый камень, Нашел на доку дока тут, Блестит в глазах их ярость, пламень, Как оба страшны львы ревут, Хрепты имеющи согбенны, Претвердо берцы утвердив, Как луки, мышцы напряженны, Стоят, взнося удар пытлив, Друг друга в силе искушают, Махнув вперед, назад ступают. XVII Недолго длилася размашка, Алешка двинул в жабры, в зоб, Но пестрая в ответ рубашка Лизнул бузник Алешку в лоб, Исчезла бодрость вмиг, отвага, Как сноп упал, чуть жив лежит, В крови уста, а в жопе брага, Руда из ноздрь ручьем бежит, Скулистое лицо холопа Не стало рожа, стало жопа. XVIII На падшего бузник героя Других бросает, как ребят, Его не слышно стона, воя, Бугры на нем людей лежат, Громовой плешью так Юпитер, Прибив Гиганта, бросил в ад, Надвигнув Етну, юшку вытер- Бессилен встати Енцелад, Он тщетно силы собирает, Трясет плечми и тягость пхает. XIX Как ветр развеял тонки прахи, Исчез и дым, и дождь, и град, - Прогнали пестрые рубахи Так вмах холопей и солдат, Хребет, затылок окровленный, Несут оне с собою страх, фабришны вовсе разъяренны Тузят вослед их в сильный мах. Меж стен открылось всюду поле, Бузник не зрит противных боле. XX С горы на красной колымаге Фетидин сын уж скачет вскок, Затем, что ночь прошед в овраге, Фату развесила платок, Тем твердь и море помрачились, А он с великого стыду, Когда Диана заголилась, Ушел спать к матери в пизду. Тогда земля оделась тьмою, А тем конец пришел дню боя. XXI Главу подъяв, разбиты нюни Лежат в пыли прибиты в гроб, Точат холопы красны слюни, Возносят к небу жалкой вопль. Фабришны славу торжествуют И бузника вокруг идут, Кровавы раны показуют, Победоносну песнь поют. Гласят врагов ступлено жало, Гулять восходят на кружало. XXII Уже гортани заревели И слышен стал бубенцов звук, Уже стаканы загремели И ходят сплошь из рук вокруг. Считают все свои трофеи, Который что в бою смахал, Уже пошли в расплох затеи, Иной, плясав, себя сломал. Как вдруг все зданье потряслося, Вино и пиво разлилося. XXIII Не грозна туча, вред носивша, В ефир незапно ворвалась, Не жирна влажность, огнь родивша, На землю вдруг с небес снеслась- Солдат то куча раздраженных, Сбежав с верхов кабацких вмах, Мечей взяв острых, обнаженных, Неся ефес в своих руках, Кричат, как тигры, устремившись: Руби, коли,-в кабак вломившись, XXIV Тревога грозна, ум мятуща, Взмутила всем боязнь в сердцах. Бород толпа, сего не ждуща, Уже взнесла трусливый шаг, Как вдруг бузник, взывая смело, Кричит:-Постой, запоры дай!- Взгорелась брань, настало дело. Смотри,-вопит,-не выдавай! Засох мой рот, пришла отважность, В штанах я с страху слышу влажность. |
|
17-8-2007 16:05
ОПЕР
I
Отец Галактион Пред утренней зарею Престрашною биткою Заводит сильный звон. Над жопою соседки, Наевшися он редки, Елдою так трезвонит, Что бедна баба стонет. II Келейников собор, Монаху подражая И благочинно зная Монашески задор, С дрочеными елдами И с поcными мудами По кельям всякий пляшет, Шматиной своей машет. III Отец Галактион, Как человек ученый, Имея хуй дроченый, Им предписал закон: Так борзо не скачите, В смиреньи хуй дрочите, Еть не мешайте нам, То есть честным отцам. |
|
17-8-2007 16:05
ОПЕР
I
Владычица богов и смертных, Мать всех живущих на земли, Источник дружб и ссор несчетных, Пизда, мою мольбу внемли! Из мрачного ко мне жилища На вопль как сирого вдовища Сквозь лес, сквозь блато взор простри, Склонись, склонись моей мольбою, Смяхчись, зря страждуща тобою, И с хуя плеснеть оботри. II О, юность, время скоротечно, Которая теперь прошла, Когда б ты длилась, юность, вечно, Ты б тех забав не унесла, Которыми я наслаждался В тебе, какими восхищался. Приди опять, как ты была! Тогда пизды ко мне толпами С отверстым ротом и губами Слетятся, как на мед пчела. III Без слез не вспомню прежни веки. Я в юности когда бывал, Всяк день текли млечные реки, Всяк день я разных пизд ебал, Всяк день они ко мне стекались, Наперстки на хуй мне казались, И я им, сколько мог, служил. Теперь, о лютая судбина, Уже не хочет ни едина, Чтоб хуй в нее я свой вложил. IV Признаюсь вам, красы любезны, Что хуй уже мой стал слабеть, И все старанья бесполезны, Нельзя мне столько раз уеть, Колико раз ебал я прежде. Пришел конец моей надежде, Чтоб мог еще я милым быть. Итак, навек прощаюсь с вами, И чем я награжден пиздами- Пиздам же я хочу прожить. |
|
17-8-2007 16:06
ОПЕР
I
Дела пребодрого героя Потщися, мысль моя, воспеть! Я, громкой лиры глас настроя, Прославлю то, как хуй мог еть. О ты, пребодра животина, О ты, пречудная шматина, Коликих ты достоин од! Ни рвы, ни камни, ни вершины, Ни адской челюсти стремнины Сдержать не могут твой поход. II Хоть много в древности прославлен Победоносный Геркулес И не один трофей поставлен В знак бывших от него чудес, Но если бы он был в том внятен, Сколь женщинам твой ствол приятен, То б он страданья не видал, Любовью сильною сгорая, К Амфоле страстно приступая, Тебя бы он ей в руки дал. III Когда на брань хуй ополчится И станет в ярость приходить, Когда багряна плешь зардится, То кто возможет сокрушить? Хотя меж ног клади оковы Иль челюсти разверсты львовы, Но он, опершись на мудах, Сквозь дебрь, сквозь страх на бой дерзает, Предметы рвет и раздирает, Отважней тигра он в горах. IV Но что за глас, стон слышен крика? Какая б то была беда, Боязнь то хую невелика: Ползёт на брань к нему пизда, Пиздища старая, седая, Пизда уже немолодая, Она ж притом была урод. До старых лет не проебалась И сроду с хуем не видалась, Затем, что был с зубами рот. V Чудовища вся тварь боялась, Коснуться ей никто не смел, Она на всех, как зверь, металась, Лишь хуй ее смирить умел. Пизда пришла, скрыпя зубами, Хуй стал ее трепать мудами, Чем зверство в ней тот час пресек, Она с задору задрожала, Она в себе не удержала, И с ней тут сок ручьем потек. VI Хуй, видя в ней ту слабость многу, Он щель ее тут в миг пробил, Сей хитростью сыскал дорогу, Отважно к делу приступил: С мудами в пропасть к ней влезает, До дна он плешью досягает, И сладость тут находит вновь. Пизда вкус ебли весь узнала, Пизда яриться уж не стала, Как сильный хуй в ней пролил кровь. VII Сей подвиг совершив щастливо, Восстал и ободрился вновь И, видя непонятно диво, Расселины и льющусь кровь, И вспомня все свои работы В пятки, и среды, и субботы, С негодованием сказал: - Почто мя смертны забывают, Почто в псалмах не прославляют, Почто я так на свете мал? VIII Одна лишь в свете героиня, Моя премудрейшая тварь, Арабска то была богиня, Воздвигла коя мне алтарь И женску полу повелела, Чтоб кажда в бархате имела На шее мой прекрасный ствол И чтоб египецкие дамы, Входящие в публичны храмы, Во первых чтили мой престол. IX Первейше в свете утешенье, Прекраснейших собор девиц, Приятно чувствам услажденье, Сколь много лепотнейших лиц! Не мною ль в свет произведенны, Не мои ль силы источенны, Не мой ли труд и с кровью пот Воздвиг везде дела геройски, Повсюду сделал многи войски? О, коль неправ всех смертных род! X Не я ль низвел во ад Орфея Победы там своей искать? Не я ль Дидоне у Енея Принудил с муд площиц таскать? Какая ж мне за то отрада, Какая в старости награда? Я верных мало зрю сердец, А я всей твари обновитель, Ея блаженства совершитель И всем зиждитель и отец. |
|
17-8-2007 16:06
ОПЕР
С плотины как вода, слез горьких токи лейтесь,
С печали, ах! друзья, об стол и лавки бейтесь, Как волки войте все в толь лютые часы, Дерите на себе одежду и власы, Свет солнечный, увы, в глазах моих темнеет, Чуть бьется в жилах кровь, всяк тела член немеет Подумайте, кого, кого нам столько жаль, Кто вводит нас в тоску и смертную печаль? Лишаемся утех, теряем все забавы! Отеческая власть, раскольничьи уставы В деревню Ваньку днесь влекут отсюда прочь. Ах, снесть такой удар, конешно, нам не в мочь! О, лютая напасть, о, рок ожесточенны, Тобою всех сердца печалью пораженны. С пучиной как борей сражается морской; Колеблются они, терзаются тоской, Трепещут, мучатся, стон жалкой испускают, С деревней Ярославль навеки проклинают. Провал бы тебя взял, свирепый чорт отец, Бедам что ты таким виновник и творец. Ах, батюшка ты наш, Данилыч несравненный, Стеклянный изумруд, чугун неоцененный, Наливно яблочко, зеленый виноград, Источник смеха, слез и бывших всех отрад, Почто, почто, скажи, нас сирых оставляешь, В вонючий клев почто от нас ты отъезжаешь, Отъемля навсегда веселье и покой, Безвременно моришь нас смертною тоской. Неужели у нас вина и водки мало, Ликеров ли когда и пива не ставало? С похмелья ль для тебя не делали ль селянки, И с тешкой не были ль готовы щи волвянки? Не пятью ли ты в день без памяти бывал, Напившись домертва, по горницам блевал? В Металовку тебя не часто ли возили, Посконку курею чухонками дрочили? Разодранны портки кто, кроме нас, чинил? Кто пьяного тебя с крыльца в заход водил? Понос, горячка, бред когда тя истощали, Не часто ли тогда тебя мы навещали? Не громко ль пели мы в стихах твои дела, Не в славу ли тебя поэма привела? Противны ли тебе усердье, наша дружба, Любовь, почтение, пунш, пиво, водка, служба? Чем согрешили мы, о небо, пред тобой, Что видим такову беду мы над собой? С кем без тебя попить, поесть, с кем веселиться, В компаньи поиграть, попеть, шутить, резвиться? Разгладя бороду и высуча уски, Искали мы площиц и рвали их в куски. Прекрасные уж; кто пропляшет нам долины, Скачки в гусарском кто нам сделает козлины, Кто с нами в Петергоф, кто в Царское Село?.. Куда ж теперь тебя нелехка понесло? Забавно ль для тебя дрова рубить в дубровах, В беседах речь плодить о клюкве и коровах. Хлеб сеять, молотить, траву в лугах косить, Телятам корм в хлевы, с реки-ушат носить, За пегою с сохой весь день ходить кобылой, Спать, жить и париться с женой, тебе постылой, Обдристаны гузна ребятам обтирать, Гулюкать, тешить их, кормить, носить, качать, Своими называть, хотя оне чужие, Неверности жены свидетельства живые, С мякиной кушать хлеб, в полях скотину пасть, От нужды у отца алтын со страхом красть, С сверчками в обществе пить квас всегда окислой, От скуки спать, зевать, сидеть с главой повислой? Лишь в праздник станешь есть с червями ветчину И рад ты будешь, друг, простому там вину. Увидишь, как секут, на правеж как таскают, По икрам как там бьют, за подать в цепь сажают. С слезами будешь ты там горьку чашу пить, Оброк свой барину по трижды в год платить. Отца от пьяного, от матери сердитой, Прегадкой от жены, но ревностью набитой Услышишь всякий час попреки, шум и брань, Что их ты худо чтишь, жене не платишь дань. Босой в грязи ходить там будешь ты неволей, Драть землю, мало спать, скучать своею долей. Не будет у тебя с попом ни мир, ни лад, Хоть записался здесь с отцом в двойной оклад. Но что за глас теперь внезапу ум пленяет? Приятнейшую весть нам брат твой возвещает! Каку премену вдруг мы чувствуем в себе, Надежды всей когда лишились о тебе. О, радостная весть, коль мы тобой довольны, Каким восторгом всех сердца и мысли полны! Тобою паче всех днесь дух мой напоен, Превыше облаков весельем восхищен. Смяхчился наконец наш рок ожесточенный! Что слышу, небеса, о день стократ блаженный! Данилыча отец прокляту жизнь скончал, Он умер, нет - издох, как бурый мерин пал. Нас Ванька в Питере уже не оставляет, Присутствием своим всех паки оживляет. Минуту целую не осушал он глаз, Повыл, поморщился, вздохнул, сказал пять раз: - Анафема я будь, с Иудой часть приемлю, Чтоб с места не сойтить, пусть провалюсь сквозь землю, Родителя коль мне теперь не очень жаль, Хоть стар уже он был и пьяница, и враль. Что ж делать, быть уж так, вить с богом мне не драться, Но пивом и вином пришло уж утешаться.- А ты днесь торжествуй, приморская страна, С небес что благодать тебе така дана. Гаврилыч, маймисты, прохожи богомольцы, Данилыча друзья, вседневны хлебосольцы, Вы, красный, лыговской, горелый кабаки, Полольщицы и вы, пьянюги бурлаки, Ток пива и вина здесь щедро изливайте, Стаканы, ендовы до капли выпивайте, Пляшите, пойте все, весельем восхитясь, Данилыч что теперь уж не покинет нас. И ты, задушный друг, кабацкий целовалыцик, Гортани ванькиной прилежный полоскалыцик, Веселья в знак ему огромный пир устрой И с пивом свежую ты бочку сам открой, В воронку затруби, трезвонь в котлы и плошки, Пригаркни, засвищи, взыграй в гудок и ложки, Руками восплещи, спустя портки скачи, Слух радости такой повсюду разомчи! |
|
17-8-2007 16:08
ОПЕР
Парю и зрю душевным оком:
Миры несутся предо мной В неизмеримом и высоком Пространстве, ум смущая мой. Все дивно, чудно, стройно это! Вот длиннохвостая комета, Вот лучезарная звезда... А вот венец всего - пизда. Пизда сокровище есть девы, Сперва явилася у Евы, Адаму ж дьявол крикнул: 'Суй!' - Пизда попалася на хуй. И вот Адам младую деву Прижал безжалостно ко древу, Хоть древо мощное трещит, А Ева между тем пищит, Адама ж хуй как кол стоял, Он целку мигом проломал. И вот, склоняся голым телом К нему на лоно, шепчет смело Младая дева: 'Не жалей! Валяй еще, еще, скорей! О, хуй!-веселье и услада,- Кричит вновь Ева вне себя.- Мне райских яблоков не надо, Хочу лишь одного тебя!' Зато и первый человек Такою обладал шматиной, Какой нам не видать во век, Как только разве у скотины. О, боги! что я зрю потом? Ряд патриархов величавых На сестрах, дочерях верхом, Возящих в пиздах кучерявых. Вот, например, хоть Мафусал: Он малафейки набросал В пизду, я чаю, ведер с сто- Предивно было естество! Сей ряд собой венчает Ной, Который хуй имел такой, Что даже черномазый Хам Не верил собственным глазам. И вот я вижу Авраама: Он хуй имел такой, что встарь Ему дивилась Сарра-дама, Да и раба ее Агарь. А, по сказанию Талмуда, Однажды даже Авраам В угоду сих прелестных дам Не пощадил родного уда, Конец его он отрубил, Затем, что длинен крепко был. Потом и прочие евреи, Доселе злые лиходеи, Обрезывают хуя край И мнят чрез то вселиться в рай. Сын Авраама и Агари, Благообразный Измаил, Измаилитян наплодил От стран Синайских до Сахары. Хуй был его как у отца, Почти что как у жеребца. Вот настоящее блаженство! Затем у них и многоженство. Еблась Ревекка с Исааком С не менее задорным смаком; Иаков тоже был не прост, Двум женам залупляя хвост, Нередко Лии и Рашели Такие воздвигал качели Из их горе поднятых ног, Что вряд ли кто бы так возмог. И, не довольствуясь женами, Рабынь он несколько ебал, Ебнею не пренебрегал Старик, покрытый сединами. Сей род еврейский знаменит Издавна дивными хуями, И далее ныне всякий жид Возможет им поспорить с нами. Жена Пентефрия, как блядь, Хуи умела выбирать; Тому пример Иосиф был, Хотя ее и не накрыл. Хороший был еврейский суд, Когда в хуях судей был зуд И, сверх того, еще такой, Что просто крикнешь: ой, ой, ой! Вот двое, например, судей: Измерить их нельзя мудей; По мановению руки Их воздымались елдаки; Торчали, будто некий кол, Упругости, величине Их мог завидовать осел (Что неприлично седине). Взамен, чтобы судить других, Раз случай был такой у них... Но что рассказывать вам стану? Довольно помянуть Сусанну. У Гедеона столь нелепа Была елда, что он ее Употреблял заместо цепа, В бою ж-как верное копье. Нередко осаждая грады, Он стены рушил без пощады Ударами своих мудей; Враги, то видя, ужасались И тем от смерти лишь спасались, Что выставляли полк блядей. Сампсон ебать ходил Далилу: В своем огромном елдаке Такую чувствовал он силу, Какой не встретишь и в руке. Бывало, чудная потеха! Достойно слез, достойно смеха, Как, настромив на мощный кляп, Чрез головы швырял он баб. Ему еврейки не давались, Язычницы одни ебались. А Илий-судия, хоть стар, Не малый тоже был угар. Когда Офни и Финееса На брани вечная завеса Смежила вежды навсегда, Восстала вдруг его елда, Потомство мня восстановить, Но власть судьбы не изменить: Упал внезапно навзничь он, Сваливши свой лифостротон. Елдак при том стоял как кол, Что даже опрокинул стол, Пред коим старец восседал И мнил, что будто уж ебал, Не ожидая лютых бед, А между тем сломил хребет. Схвативши Иов хуерик, Кричал всечасно: 'Бог велик! Он может и без докторов Спасти от ран хоть сто хуев'. И точно: победила вера, Хотя проклятая Венера Его повергла в стыд и смрад, И целый издевался град Над муками сего страдальца, Но ни единого и пальца Ебливый муж; не потерял, Здрав стал и снова так ебал, Что вновь потомство возымел. Вот, значит, так не оробел! Руфь, видя, как старик Вооз Подваживал раз хуем воз, Чтоб смазать оси и колеса, Швырнула в сторону колосья, В то время бывшие в руке, На том торчала елдаке. Ее подруга Поемин, Узревши то, кричит: 'Аминь!' Так брак Вооза совершился, От коего Овид родился. Давид, раз сидя на балконе, В то время, как его жиды Дрались упорно при Хевроне, Смотрел на дальние пруды. Взнесясь коронами высоко, Лес пальм не мог претить далеко Царю окрестность озирать. Час утра был; ему ебать В то время страшно захотелось. И вдруг он видит: забелелось Нагое тело у пруда И, мнится, видится пизда. Рельефно груди, жопа, ляжки Обрисовались у милашки, Курчавый волос от пупа, Как борода был у попа. Елдак царев утерпевал, Так медлить было бы негоже- И вот Вирсавия на ложе С Давидом прутся наповал. Потом все каждому известно, И продолжать здесь неуместно. Плод этой ебли, Соломон, Имел несчетно много жен, И всех он удовлетворял, А после плакал и вздыхал (Про это знает целый свет), Крича: 'О суета сует!' В седую древность мысль проникла, Далеко, в баснословный мир, Гораздо ранее Перикла, Гомера, Гезиода лир. Я рылся и у Фукидида, И в Книгах Царств, у Ездры-жида, И Ботта, и Роулинсон, Диодор, Санхониатон Завесу мрака поднимали И много чудных дел являли. Все рассказать - громадный труд! А что-нибудь припомню тут. Красавица Семирамида По муже плакала для вида, Вышла же еться охоча, Нашла такого богача, У коего в штанах елдак Одну лишь плешь имел в кулак. Не раз в садах ее висящих Их в ебле видели стоящих, И запах роз, гвоздик и лилий, Нарциссов, ландышей, жонкилий Превозмогти никак не мог Ту вонь, что у нее меж ног В то время сильно испарялась, Тогда как всласть она ебалась. Был Вальтасар; его чертоги, Казалось, выстроили боги, Где он безмерно пировал; А в промежутках той трапезы Девиц отборнейших ебал И был богат побольше Креза. Столы ломилися его От злата чаш, и вин, и брашен - А хуй в то время у него Торчал горе длиною в сажень. Звяцай кимвал, греми тимпаны! Все гости возлегают пьяны, Кружится девиц хоровод, Блестя едва прикрытым телом... Вдруг с ложа Вальтасар встает, Как будто бы за важным делом, И зрит: мани, такел, фарес... В то время как на девку лез, Краснели огненные буквы Ярчей раздавленныя клюквы Его чертога на стене. Ебню оставя в стороне, Царь призывает Даниила И хочет знать, что в них за сила. Лишь только доблестный пророк Всю правду истинну изрек, Враги ввалилися внутрь града... А дальше сказывать не надо. А у царя Сарданапала Ебня по сорок раз бывала В течение одних лишь суток; Его бесчисленных блядей Меж ног зияя промежуток Просил и хуя и мудей. А он, женоподобный царь, Имея в жреческий кидарь Одну лишь плешь, ебет, пирует, Прядет с блядями, в ус не дует; Весь в локонах и умащен, Проводит дни в чертогах жен. Вдруг вестник-враг на стенах> града, Все колет, рубит, жжет - пощада Ему от сердца далека. Не дрогнула царя рука: В своих чертогах живо, смело Он мечет в груду то и дело Свои сокровища-и вот Возжженный факел он берет, Берет-дворец он поджигает И хуем уголья мешает, Как баба в печке кочергой. То видя, жены страшный вой Подняли о пропаже кляпа, Но царь был воин, а не баба, И только враг приспел в дом, он Без страха кинулся в огонь. Царя Навуходоносора Не можно вспомнить без усера. Оставив трон, оставив жен, На четвереньках ползал он, Оброс по телу волосами, Земли касаяся мудами И долу опустив главу, В полях скитаясь, ел траву. Был наподобие скотины, Сберегши хуй свой в два аршина. А жены плачут день и ночь, Нельзя им похоть превозмочь, И, что попало в пизды суя, В знак памяти царева хуя И пудовых его яиц, Лежат и млеют на досуге, А он столицы той в округе Ебет коров и кобылиц. Прославленный на целый мир, Могучий царь персидский Кир, Царств многих грозный покоритель, Был также мирных дел строитель; Он знаменитый хуй имел, А потому не оробел И в первый год издал указ: Бордели завести тотчас. А Сезострис, хоть был вояка, Не меньше славен как ебака; Он в разных дальних сторонах Хуй иссекал свой на скалах. Всечасно дома и в походах Он еб на суше и на водах! О том свидетель обелиск, Где семени из хуя прыск Досель отчетно изражен, Как объяснил нам Шампольон. Эллады пышныя гетеры Хуям не полагали меры, Хоть будь хуй с виду как бревно, Для них то было все равно. Ксантиппа бедного Сократа, Как хуй его был невелик, Так била, что берет досада, За то, что славный был мужик. Аспазия ж Алкивиаду Нередко давывала сзаду, Лишь оставались бы муде, А хуй пусть весь торчит в манде. Кто был в кунсткамерах столичных, Из тех, конечно, знает всяк, Что много есть там штук античных, О них скажу без всяких врак. Вот светоч тут во форме хуя, А вот Приапова статуя, Нутро которого яец Коробкой служит для колец; Вот амфоры с фигурной крышкой, На ней Сатир с торчащей шишкой; Для стиля вот футляр-елда, А вот елейница-пизда. Не помню: в Вене иль в Берлине, В натуре или на картине Хранился редкий древний щит, Там представлялся Трои вид: Стояла стража на стенах, Вдали же, в греческих шатрах, Вожди ебали пленных дев, На хуй воинственно их вздев. В одной палатке был Ахилл, Он по пизде тогда грустил: Агамемнон ее отнял - И витязь доблестный вздыхал. Здесь также зрелся Менелай, Он, потеряв в Елене рай Восторгов, этак от тоски Ярил, схвативши в две руки, Свой толстый как полено кляп. Тут воины ебали баб В различных позах по шатрам, Да то же было в Трое: там Вдали виднеется Парис, С Еленою они сплелись И наслаждались наповал; И Гектор тоже не дремал, С женой прощаяся своей; Его огромнейших мудей Страшась, ебливая жена, Лишиться, грустию полна, Их держит трепетной рукой: Так Андромаха мужа в бой Не отпускала от себя, Ебаться страстно с ним любя. И много сцен было на том Щите рельефном дорогом. Виднелся здесь и лютый Марс, Минерву там ебал Аякс, Лежал он сверху, а под низ Пробрался хитростный Улисс, Кусок поуже отыскал, Афину в жопу он ебал. Но что за странная картина? Меркурий, Зевса посланец, Венеру нежит до яец, Поставив раком. Вот скотина! А в стороне стоит Амур, Всех поощряя этих дур. Тот щит был взят Наполеоном - С тех пор он без вести пропал, Вазари лишь учебным тоном О нем статью нам написал. Царь Македонский, сын Филиппа, До бабьего был лаком сипа, Нередко жопы раздирал. Ах, побери его провал! У богача лидийца Креза Дыра бывала у портшеза, Куда он опускал свой кляп, Которым еть не мог он баб; Себе он выписал слоних И только их ебал одних. Когда до Капуи добрался Победоносно Аннибал, Весь штаб его там так ебался, Что, видя то, и он ебал. Сей черномазый африканец, Отбросив меч и снявши ранец, Схвативши свой почтенный кляп, Ярил во ожиданьи баб. И вот отборные девицы, Матроны важные римлян Влекли отвсюду: из столицы, Из ближних и далеких стран. Пока бесстрашные купчины Свои точили елдачины, Рим знаменитый не дремал - И побежден был Аннибал. Краса античного театра, Когда бы на него взошла, Царица-шлюха Клеопатра Себе приличный хуй нашла; В объятиях ее Антоний, Достойный смеха и ироний Легионариев своих, Заснул - и рок его постиг. Рим, торжествующий, надменный, Оставив праотцев завет, Рабами-греками растленный, Дождался неисчетных бед. Заглохнул форум знаменитый, Трибун умолкнул навсегда, И благо общее забыто, И потеряла честь пизда. Дидаскалы из греков скоро Там педерастию ввели, Не снесши этого позора, Матроны блядовать пошли. И посреди тех оргий блядских Спасти Рим вольность не умел: Ряд императоров солдатских На шею миру игом сел. Тут блядовство пошло на диво, Что разве в сказках рассказать, И счастие, что в век ебливый Венеры было не слыхать. Читал я в гидах иностранных, Чтоб в Кельне осмотреть собор, Где в переходах склепов странных Сидит нетленно до сих пор Карл I, прозванный Великим, Который веру саксам диким Мечом нещадным навязал И этим миру показал Ряд подражательных явлений, Чрез что и славится как гений. И вот нетленно он сидит, От носа вверх на пол-аршина Елдак его горе торчит... Что значит царская шматина! Но духовенство деньги любит И знаменитый хуй сей губит. Для ладонок, как талисман, Его немилосердно стружит И с богомольцев за обман Берет наживу и не тужит - Вот тысяча уж с лишком лет, А хую убыли все нет. У папы Юлия II Была ученая корова, Манда ее была гола И папе этому мила. Из хроник видно, что, бывало, Она ему и поддавала В то время, как играл орган,- Так что из самых дальних стран Католики толпой стекались И ебле этой удивлялись. Благоговейно и пристойно Архидиакон хвост держал, Когда по такту, мерно, стройно Святой отец ее ебал, С главы отбросив колпачок, К корове легши под бочок. И не один на диво кляп Бывал еще у многих пап. А у Ричарда Сердце Львино Была отменная шматина; Меч сокрушив, сломив копье, Ее он обращал в дубье И бил нещадно сарацин Среди неведомых пустынь. Тож Барбаросса Фридрих, славный, Имел в штанах елдак исправный, И пылкой яростью томим, Как воевал Ерусалим - В свое не возвратился царство, А принял там магометанство, Чтоб жен с полтысячи иметь И их беспрекословно еть. Зрю Генриха я Птицелова (Охотник знаменитый был), Он часть из своего улова Для пап нисколько не щадил. В грехах ебливых разрешенье Он ежегодно получал, И в мире не было творенья, Какого б муж сей не ебал, Лишь только б засадить елдак, А там наверно будет смак. А вот XIV счетом Людовик: тот с рогатым скотом Сойтися не пренебрегал, Жену оставив и любовниц, Он подговаривал коровниц Водить телушек и ебал Скотин с немалым наслажденьем. Но мир не обладал уменьем В то время оспу прививать, И королю околевать От сей заразы привелось В то время, как совсем зашлось. Великий Петр раз в пьяном виде Мощь хуя своего на жиде, Быв в Польше, миру заявил: Он в ухо так его хватил Наотмашь хуем, что еврей Не прожил даже и трех дней. Аники, гайдука Петрова, Елдак в кунсткамеру попал, А потому, что уж такого Давно мир новый не видал. Его нередко пел Барков, Как славу русских елдаков. Потемкина был хуй таков: Двенадцать старых пятаков На нем укладывались вольно, Раз выебет, и то довольно. Бывало, мать-Екатерину Как станет еть, так та перину Нередко жопой провертит Да после целый день кряхтит. Семен Иваныча Баркова Как вспомнишь, не найти такова И не видать ебак таких Меж нами. Вот ебать был лих! Он сряду еб раз пятьдесят Собак, индюшек, поросят, Не утоляя елдака, Так страсть была в нем велика. Бывало, гирю взяв в два пуда, Лукин, известнейший силач, Навешивал на кончик уда И с ней пускался бегать вскачь. У нас в России духовенство Ебней прославилось давно, И для попадей все равно: Поповский хуй-в раю блаженство. Когда поповича, бывало, Учиться в город привезут, Чтобы дитя не баловало, Его сначала посекут, И порют малого, пока Сквозь пол не встромит елдака. Хотя предание о том Свежо - но верится с трудом. Мои напрасны все старанья, Ебак я всех не опишу, Не лучше ли на сем сказаньи Свою я оду завершу? Из мрака древности, из рая Ебня возникла меж людей И, чувство плоти услаждая, Плодит меж бабами блядей. Пизда отличная машина, Но, там что хочешь кто толкуй, Она раба, за господина Один поставлен мощный хуй. О, хуй! любезных дел творитель, Блаженства дивный инструмент, Пизды всемощный покоритель, Прими бессмертия патент! Тебе его я днесь вручаю И оду эту посвящаю, Прими, восстань и возъярись! На легионы пизд вонючих, Слезливых, жарких и скрипучих Вновь с новым жаром устремись! Ебнею до скончанья века Тешь чувства бренна человека, Свой долг исполнить ты люби, А в оный день кончины мира Ты под конец последня пира Пизду последню заеби! |
|
17-8-2007 16:11
андроныч
пародия на Баркова? а по мне оригинал стократ лучче
|