Разгребал тут свои архивы, и решил запостить несколько рассказиков

которые когда то скачивал из сети. Чем то они мне приглянулись.
Возможно, они еще кому то понравятся ?

Дождь

Дождь шел стеной. Стеной, временно заслонявшей нас от уставшего мира, в котором кто-то воевал, творил свою историю и, надрывно хохоча, непрерывно играл в злые взрослые игры. Он неустанно молотил тяжелыми каплями по узкому подоконнику, словно пытаясь с размаха вбить в него какую-то непонятную, одному ему известную святую истину. За этой непоколебимой преградой ночного дождя надрывалась временно отгороженная страшная жизнь, в которую не хотелось возвращаться, ибо по эту сторону не было ничего, кроме чуть слышного, аритмичного потрескивания дров в камине из красного глиняного кирпича, хаотично прыгающих отблесков размеренного пламени на скучных серых стенах и, лениво расползающегося по комнате, мягкого и желанного тепла.
Дождь отгородил застывшее время от насущных проблем и вечной суеты, давая время подумать и попробовать что-то изменить, не повторять ошибок и начать сначала.
Промозглая сырость и холод врывались наперегонки в приоткрытую форточку и было приятно осознавать, что, закрыв ее, можно разом все изменить. Сытая кошка пробежала по синему паласу на бесшумных лапах и, сверкая безумными зелеными глазами, напряженно затаилась под большим диваном. Хотелось теплого молока с желтым, слегка засахаренным, вязким, пахнущим сотами медом и звенящей тишины.
А холодный дождь все стучал по крашеной, железной крыше, как роковое предупреждение о неизбежности собственной кончины и падении стены, бесстрашно защищавшей от миллиона проклятых проблем, приглушенных на время водной канонадой. И начисто отмытая, последняя, пожухлая и приготовившаяся к смерти листва вымокших и скрюченных деревьев еще напоминала о себе пьянящим октябрьским запахом.
... Безвозвратно догорали жаркие березовые поленья, необратимо превращаясь в черные, с красными прожилками траурные угли. Кончался осенний дождь, все реже постукивая своим жалкими остатками по скользкому подоконнику. Становилось нестерпимо холодно и невыносимо грустно. И безжалостное одиночество ступило с промокшей, коричневой, слякотной земли на недавно неприступный порог, неторопливо отряхнуло от прозрачной воды старомодный, черный зонтик и, уверенно постучав в дверной косяк, решительно вошло в дом...

Расставание

Мгновение застыло в воздухе большим полупрозрачным шаром, закачалось из стороны в сторону и вдруг шмякнулось на пол, рассыпавшись на острые осколки, со звоном разлетевшиеся по углам скучной квадратной комнаты с пустыми однотонными стенами. Она стояла на пороге около двух старомодных одинаковых чемоданов, прислонившись к дверному косяку, спрятав руки в карманы длинного светлого плаща и испытующе смотря из-под черной косой челки. В ее взгляде, лишенном унылого сожаления и непростительного осуждения проглядывалась какая-то удивительная легкость и даже радость.

- Я ухожу, - отчетливо и сухо повторила она, не делая ни одного движения и не меняясь в лице.
- Я вижу.
- Ты не хочешь знать - почему? - она удивленно вскинула тонкие, похожие на нитки брови.
- Я знаю.. .
Слова уже не имели значения. Решение было принято, и теперь ее поза в дверном проеме около потертых чемоданов была лишь последней сценой, талантливо сыграв которую можно было уйти с чувством победительницы, отодвинув на задний план свербящую душу тяжесть от содеянного. Это должно было случиться раньше, но жизнь терпеливо ждала выделенного ей же мгновения и только сейчас запустила в действие детонатор своей адской машины, которая, сработав, будет крушить вокруг все, что тяжело и долго создавалось, взращивалось, любилось и строилось, а потом, когда расступится мгла и станут видны чудовищные разрушения самого ценного и дорогого, придется все делать заново или не делать ничего, сидя в кресле среди обломков некогда благоустроенной и правильной судьбы, не в силах подняться и что-либо предпринять. К черту выяснение отношений и поиск причин.. . Усталость оказалась сильнее необходимости попыток вернуть потерянное, отвергла желание преградить путь и взять жизнь в заложницы.

- Уходи.. .
- И ты ничего не хочешь сказать?
- Нет. Я все знаю.
Я знаю, что тебе надоели мои правильные, стандартные принципы, наглухо соединенные со стрелками часов, каждое положение которых соответствует определенному действию. Я знаю, что твои мечты и фантазии постоянно разбиваются о мой закостенелый, непробиваемый, железобетонный практицизм. Я знаю, что скука и математическое совершенство моего мира доставляет тебе боль и жалость о потерянном времени.. . Я знаю еще тысячу причин прихода нашего последнего мгновения.
.. . Пушечным выстрелом хлопнула входная дверь, отзываясь внутри гулким эхом потери, и где-то за стеной застучали по серым каменным ступеням знакомые каблуки и постепенно, навсегда затихли.. . Сквозь распахнутую балконную дверь в комнату просочилась тоска и лениво развалившись на полу принялась дышать в лицо зеленой плесенью. Откуда-то с потолка мягко осела пыль, покрыв собой останки неудавшейся жизни. Спустились сумерки, превращая последние краски в монотонный, темно-серый фон.
И когда, наконец, в прихожей раздался резкий, взрывной, зовущий звонок, я не поспешил открывать дверь, потому что знал - это, скрючившись, покашливая и дрожа немощным, изможденным телом просилась войти и остаться навсегда моя старость...

Удача

Димка стоял на перекрестке с маленьким букетом фиалок и ждал, когда светофор переключится на 'красный'. Он был маленьким, совсем худым, вечно грязным, в старой изношенной, потерявшей цвет, капроновой курточке, истертых джинсах, сидевших на нем мешком и одетых на босую ногу замызганных стоптанных кроссовках. Из-под неловко отстриженного тупыми ножницами русого чуба смотрели черные, с невинной хитринкой глаза, выглядевшие огромными на маленьком, осунувшемся личике. Моросил противный дождь, вода уже хлюпала в дырявых кроссовках, было зябко и муторно. К тому же, откуда-то изнутри разгорался и охватывал тело горячий озноб, словно в груди и животе кто-то раскалил сковородку и принялся поджаривать на ней внутренности. Димка перетаптывался с ноги на ногу, что, как ему казалось, позволяло воде вылиться из обуви, не отрываясь, смотрел на светофор, и как только тот начинал отмаргиваться зеленым глазом, бесстрашно ступал с тротуара на дорогу, не обращая внимания на разноцветные автомобили, пытающиеся успеть проскочить перекресток...
День был на редкость неудачным - он уже три часа бегал вдоль машин, а цветы никто не покупал. Одни водители брезгливо отмахивались от грязного пацана, другие просто отворачивались, третьи, в основном те, рядом с которыми сидели надменные, расфуфыренные дамы, усиленно делали вид, что чем-то заняты и при первом проблеске 'зеленого' мгновенно стартовали и исчезали за перекрестком. Мальчишка хотел есть и голод, вместе с нарастающим ознобом и вдруг появившимся насморком, сделал его злым. Он, не улыбаясь как обычно, а уже требовательно и настойчиво стучал крошечным кулачком с черными, давно нестрижеными ногтями в толстые, тонированные стекла и прикладывал к ним мокрые фиалки в хрустящем целлофане.
Вдруг его окрикнули с тротуара. Он обернулся и увидел Хромого, их 'старшего', четырнадцатилетнего здоровяка, держащего в руках картонную коробку с новыми цветами. Димка опустил лохматую голову и медленно приблизился к 'руководителю', попыхивающему дорогой американской сигаретой.

- Ну?! - хрипло и повелительно спросил Хромой.

Димка покачал опущенной головой.

- Козел! Тебе самый лучший перекресток сегодня дали.. . - он мельком, подло оглянулся и вдруг снизу, незаметно сильно врезал кулаком во впалый димкин живот. Мальчишка согнулся пополам, теряя дыхание и жадно хватая ртом воздух. Фиалки упали на черный мокрый асфальт. Через несколько секунд Димка продышался и поднял цветы.
- Даю еще час! - Хромой протянул ему два букета. - Должен продать все три. Иначе - свободен...

Димка покорно принял цветы и побрел на мостовую в скопление машин. Его острые плечики вздрагивали, а слезы, смывая грязь со щек катились мутными каплями по лицу и, смешиваясь с дождем падали на дорогу. Он опять принялся стучаться кулачком в стекла и встречать пренебрежительные, насмешливые, злые и озабоченные отказы. Жар внутри нарастал и стадо машин начало смешиваться в общую безликую массу, а серые дома по обе стороны улицы вдруг принялись раскачиваться, как на ветру, грозя упасть и придавить под собой. Неожиданно, сзади он услышал сигнал. С трудом, превозмогая головокружение Димка оглянулся и увидел руку, призывно зовущую к себе из окна новеньких 'жигулей'. Мальчишка бросился к этой руке, но споткнулся и, роняя цветы, неловко плюхнулся на асфальт, сдирая в кровь вытянутые вперед ручонки. Встать у него уже не было сил, он только смог сесть посреди намытой дождем лужи и заревел на всю улицу не столько от боли, сколько от отчаяния.

- Ну, ты чего? - сквозь собственные рыдания услышал он голос над собой. - Убился?

Димка тут же прекратил плакать. Он стеснялся своих слез и, поэтому, вытер глаза ладонью и, отрицательно помотав головой, встал.

- Держи, - тот самый водитель, который махал ему рукой из 'жигулей' собрал цветы и протягивал их Димке. - Сколько тебе лет?
- Семь.. . - всхлипнул он и взял букеты. - Спасибо...
- А как же школа?
- Никак...
- Родители есть? Ты где живешь?

Сзади надрывались автомобили, которым покинутые 'жигули' мешали проехать. Мужчина спохватился, что-то торопливо сунул Димке в руку и побежал к машине. Проезжая мимо он приветливо махнул из окна и улыбнулся. Димка выбрался на тротуар и только там растопырил пальцы. У него на ладони лежала сторублевая бумажка. Он быстро, словно боясь, что кто-то отнимет у него деньги, сунул ее в единственный не разорванный карман, потом подошел к троллейбусной остановке и забрался на скамейку.
Постепенно Димка отошел от радостного возбуждения, вызванного нежданно свалившейся удачей, да и недомогание то ли отступило, то ли стало более привычным. Он опять принялся бегать вокруг машин и припадать к окнам. Ему повезло - за полчаса он продал все три букета и, когда вновь появился Хромой, Димка ждал его на тротуаре, жадно, почти не жуя, поедая теплый, купленный в соседнем гастрономе бублик.

- На какие шиши жрешь? - спросил 'старший'. Вместо ответа Димка протянул ему шесть 'десяток' и три пятирублевые монеты.
- Вот это другое дело.. . - довольно протянул Хромой, пряча деньги и, возвращая 'продавцу' две 'пятерки'. - Держи заработок! На еще три букета...
- Я сегодня больше не могу.. . Можно, я завтра приду...
- Ладно, - неожиданно согласился Хромой, который, несмотря на полностью затупленный ум, со страхом смотрел на серое, пепельного цвета лицо малыша. - Завтра в девять. Здесь же...

Угу, - Димка мотнул головой и поплелся внутрь холодных, мокрых дворов, волоча ноги в ставших от воды гирями рваных кроссовках.
Минут через десять он добрел до грязно-желтого четырехэтажного дома и, потянув двумя руками тяжелую подъездную дверь, оказался в вонючем, сыром подъезде. Воровски осмотревшись, он юркнул под лестничный пролет, отодвинул в глубине кусок отломанной штукатурки и засунув в образовавшуюся дыру по локоть тонкую ручонку оставил там свою нежданную добычу.
На третьем этаже он остановился перед коричневой, многократно взломанной дверью без номера и, опершись на нее всем своим маленьким, обессиленным телом ввалился в длинный коридор с черным потолком, покрытым грязью вздутым, рваным линолеумом на полу и стенами, с ободранными обоями.

- Димка, ты? - услышал он сдавленный, словно потусторонний голос.
- Я, - сказал мальчик, переступая порог квадратной, прокуренной комнаты с мутным, голым окном. В комнате стоял кривой, исцарапанный стол, два колченогих стула и шкаф со сломанными дверцами. С потолка свисала лампочка на электрическом, местами оголенном шнуре. Кругом валялись пустые бутылки, мусор, окурки и какие-то полусгнившие тряпки. В углу, на засаленном вековой грязью, с выломанным местами паркетом полу располагался старый матрац, на котором, закутавшись в рваное, прожженное шерстяное одеяло лежала женщина неопределенного возраста с синим, опухшим лицом и свалявшимися, давно не мытыми волосами.
- Принес? - прохрипела она, с трудом приподнимая голову и тщетно пытаясь унять колотящееся в какой-то агонии тело.
- Только десять рублей.. . - Димка протянул ей монеты.
- Мало, - женщина схватила деньги и, подняв за трубку стоящего рядом телефона с разбитым корпусом принялась крутить диск трясущимися пальцами. - Карманы показывай!

Димка послушно вывернул карманы куртки, отвернулся и вышел из комнаты.

- Слышь, десятка есть и мелочь. Посуды рублей на десять.. . - хрипело ему вслед.

Мальчишка вышел из квартиры, спустился по лестнице на один пролет вниз и сел на нижнюю, холодную бетонную ступеньку лицом к окну с разбитыми стеклами. Дождь не прекращался. Ему стало холодно. Димка обнял руками коленки и положил на них голову.
За окном раздался звонкий детский смех - две школьницы радостно отбивались портфелями от заигрывавшего с ними пухлого одноклассника. Из-за неплотных дверей второго этажа доносились звуки включенного на полную катушку телевизора.

- Вчера наш президент встретился с группой предпринимателей. Речь на встрече шла о... ' - диктор внезапно умолк и послышалась музыка, видимо переключили программу.

Димка поднялся и, медленно, спотыкаясь, держась рукой за обшарпанные перила, пошел вниз по лестнице. Жар раздувал ему внутренности, и он хотел выйти на улицу, чтобы дождь охладил это жжение...
Шел долгожданный, двухтысячный год...

Человек, который многого не умел

Он очень многого не умел, но зато он умел зажигать звезды. Ведь самые
красивые и яркие звезды иногда гаснут, а если однажды вечером мы не увидим
на небе звезд, нам станет немного грустно.. . А он зажигал звезды очень
умело, и это его утешало. Кто-то должен заниматься и этой работой, кто-то
должен мерзнуть, разыскивая в облаках космической пыли погасшую звезду, а
потом обжигаться, разжигая ее огоньками пламени, принесенными от других
звезд, горячих и сильных. Что и говорить, это была трудная работа, и он
долго мирился с тем, что многого не умеет. Но однажды, когда звезды вели
себя поспокойнее, он решил отдохнуть. Спустился на Землю, прошел по мягкой
траве (это был городской парк), посмотрел на всякий случай на небо...
Звезды ободряюще подмигнули сверху, и он успокоился. Сделал еще несколько
шагов - и увидел ее.
- Ты похожа на самую прекрасную звезду, - сказал он. - Ты прекраснее
всех звезд.
Она очень удивилась. Никто и никогда не говорил ей таких слов. "Ты
симпатяга", - говорил один. "Я от тебя тащусь", - сказал другой. А третий,
самый романтичный из всех, пообещал увезти ее к синему морю, по которому
плывет белый парусник...
- Ты прекраснее всех звезд, - повторил он. И она не смогла ответить,
что это не так.
Маленький домик на окраине города показался ему самым чудесным
дворцом во Вселенной. Ведь они были там вдвоем...
- Хочешь, я расскажу тебе про звезды? - шептал он. - Про Фомальгаут,
лохматый, похожий на оранжевого котенка, про Вегу, синеватую и обжигающую,
словно кусочек раскаленного льда, про Сириус, сплетенный, словно гирлянда,
из трех звезд.. . Но ты прекрасней всей звезд...
- Говори, говори, - просила она, ловя кончик его пальцев, горячих,
как пламя...
- Я расскажу тебе про все звезды, про большие и маленькие, про те, у
которых есть громкие имена, и про те, которые имеют лишь скромные цифры в
каталоге.. . Но ты прекраснее всех звезд...
- Говори...
- Полярная Звезда рассказала мне о путешествиях и путешественниках, о
грохоте морских волн и свисте холодных вьюг Арктики, о парусах, звенящих
от ударов ветров.. . Тебе никогда не будет грустно, когда я буду рядом.
Только будь со мной, ведь ты прекрасней всех звезд...
- Говори...
- Альтаир и Хамаль рассказали мне об ученых и полководцах, о тайнах
Востока, о забытых искусствах и древних науках.. . Тебе никогда не будет
больно, когда я буду рядом. Только будь со мной, ведь ты прекраснее всех
звезд...
- Говори...
- Звезда Барнада рассказала мне про первые звездные корабли, мчащиеся
сквозь космический холод, про стон сминаемого метеором металла, про долгие
годы в стальных стенах и первые мгновения в чужих, опасных и тревожных
мирах.. . Тебе никогда не будет одиноко, когда я буду рядом. Только будь со
мной, ведь ты прекраснее всех звезд...
Она вздохнула, пытаясь вырваться из плена его слов. И спросила:
- А что ты умеешь?
Он вздрогнул, но не пал духом.
- Посмотри в окно.
Миг и в черной пустоте вспыхнула звезда. Она была так далеко, что
казалась точкой, но он знал, что это самая красивая звезда в мире (не
считая, конечно, той, что прижалась к его плечу). Тысяча планет кружилась
вокруг звезды в невозможном, невероятном танце, и на каждой планете цвели
сады и шумели моря, и красивые люди купались в теплых озерах, и волшебные
птицы пели негромкие песни, и хрустальные водопады звенели на сверкающих
самоцветами камнях...
- Звездочка в небе.. . - сказала она. - Кажется ее раньше не было, но
впрочем, я не уверена.. . А что ты умеешь делать?
И он ничего не ответил.
- Как же мы будем жить, - вслух рассуждала она. - В этом старом
домике, где даже газовой плиты нет.. . А ты совсем ничего не умеешь
делать...
- Я научусь, - почти закричал он. - Обязательно! Только поверь мне!
И она поверила.

Он больше не зажигает звезды. Он многое научился делать, работает
астрофизиком и хорошо зарабатывает. Иногда, когда он выходит на балкон,
ему на мгновение становится грустно, и он боится посмотреть на небо. Но
звезд не становится меньше. Теперь их зажигает кто-то другой, и неплохо
зажигает...
Он говорит, что счастлив, и я в это верю. Утром, когда жена еще спит,
он идет на кухню, и молча становится у плиты. Плита не подключена ни к
каким баллонам, просто в ней горят две маленькие звезды, его свадебный
подарок.
Одна яркая, белая, шипящая, как электросварка, и плюющаяся
протуберанцами, очень горячая. Чайник на ней закипает за полторы минуты.
Вторая тихая, спокойная, похожая на комок красной ваты, в который
воткнули лампочку. На ней удобно подогревать вчерашний суп и котлеты из
холодильника.
И самое страшное то, что он действительно счастлив.

P.S. Копирайты к сожалению расставить не могу. Последний- по моему Лукьяненко.

Нашел я автора первых рассказов. ссылка : http://www.eulex.msk.ru/main.htm
И, еще один рассказик.
Авария

- Давай еще фару поменяем? - сказал Сашка. - Их же штуки три в боксе новых валяются!

Мы стояли у "тренировочной" красной "девятки", отметившей свое семилетие сменой мотора и большинства принципиальных узлов и агрегатов. Предыдущий двигатель, передвигавший машину последние двести тысяч километров, благополучно сыграл в ящик в прямом и переносном смысле - его умерщвленные, обгоревшие останки теперь покоились в нетесаной деревянной таре, подготовленные к торжественному погребению в мусорном контейнере. Свежий мотор, которому отныне предстояло терпеливо тянуть лямку и сносить издевательства атакующего стиля вождения, взращенного молодостью, амбициями и занятиями автоспортом, был демонтирован с полученной, после полугода ожесточенной битвы с руководством автобазы, новой "восьмерки", из которой мы теперь строили очередную раллийную машину. Серийные двигатели для гоночных подвигов не годились, и "заряжать" их было "экономически невыгодно". Вместо них в Тольятти покупались готовые к раллийным победам моторы, способные некоторое время терпеть тяготы и лишения безумного пилотажа и имеющие внутри конструктивные особенности и эксклюзивные детали, добавляющие в упряжку несколько десятков дополнительных "лошадок". Сдать новехонький серийный двигатель на склад в те славные времена, когда должностные лица и простые труженики тащили с работы в сторону дома даже мышеловки и пластмассовые сиденья от унитазов, было так же невозможно, как китайскому коммунисту не выучить цитатник Мао. Поэтому, путем различных воздействий на мягкотелые жизненные позиции и нестабильную принципиальность материально-ответственного персонала автобазы "нулевый" мотор благополучно списали в утиль, затем "уничтожили в присутствии членов комиссии", после чего моментально разобрали и собрали вновь на официально числящемся за "тренировочной" машиной блоке и успешно инсталлировали в подкапотное пространство.
Теперь реанимированная, готовая к безжалостному употреблению "девятка" гордо стояла у спортивного бокса. Внешний облик машины, откорректированный пулевизатором базовского маляра Вити, заглотившего по традиции перед покраской кружку чифиря, стабильно приводящую его в состояние творческого аффекта, портило только треснувшее стекло левой фары и немного скособоченная облицовка радиатора.

- Сойдет, - сказал я, трогая пальцами скотч на трещине. - Вышибем окончательно, тогда и сменим. Я на ней сегодня домой поеду, заодно пообкатываю.
- Ну, ну: - с сомнением сказал Сашка.

На улице стояла поздняя весна начала 90-х. Майское, радостное, субботнее солнце кружило голову и кипятило адреналин. Было легко, весело и свободно, как бывает изредка, когда дела сделаны, очередные - не скоро, никто не ждет и никуда не надо.
Едва выехав за ворота базы, я моментально забыл тягомотную теорию приработки компрессионных колец к стенкам цилиндров и утопил газ на всю длину ноги. Новый мотор весело взвизгнул, как студентка, внезапно попавшая под дождик, и понес меня в разогревающийся утренний полупустой мегаполис, жители которого разом очнулись от зимнего прозябания и всем кагалом ринулись в область засевать свои "сотки" картофелем и заполнять заржавевшие мангалы первым шашлыком.
Я летел по городу, разметая запоздалых, томно тянущихся к МКАДу "чайников" с сучковатыми досками на багажниках и снайперской сосредоточенностью в глазах. Ручка коробки передачи сходила с ума от агрессии, а тормозные колодки шипели в возмущении. Прерывистые и сплошные линии метались под колесами, глазастые светофоры не успевали вспыхнуть желтизной и полутемные тоннели кончались, едва начавшись. Пьяный в доску весенний ветер врывался в салон и кружил по нему в сумасшедшем вихре.
Я вырвался с напрочь зарельсованной трамвайными путями Преображенки и помчался по Большой Черкизовской, в то время не загроможденной до осевой линии "инфраструктурой" рынка с брошенными где попало ржавыми "жигулями", дистрофическими вьетнамцами с полутонными тележками и наивными гражданами, бегущими схватить что подешевле. Миновав развилку с Сиреневым бульваром, я принялся лавировать в неплотном потоке автомобилей и, подъезжая к повороту на Никитинскую улицу, оказался в правом ряду. Когда до перекрестка осталось совсем немного времени и места, я поравнялся с рейсовым "Икарусом", ехавшим во втором ряду и, уже вклинившись между ним и высоченным бордюром, вдруг понял, что сзади на автобусе мелькнул номер маршрута - "34". Нога бросила акселератор и впилась в тормозную педаль.
Я долго, еще мальчишкой жил и учился в школе в Измайлово и знал, что "тридцать четвертый" поворачивает со Щелковского шоссе на Никитинскую. Подсознание моментально отработало ситуацию - длинному, с "гармошкой" в середине "Икарусу" просто не хватает места для поворота направо из крайнего ряда и опытный водитель для этого всегда берет левее, чтобы сделать "замах". Машина встала в юз, но автобус уже "сломался" в середине и, поворачивая, закрыл мне дорогу. Я встал, упершись в бордюр и отчаянно нажал на клаксон, но "икарус" упорно выдерживал свою траекторию - его хвост все-таки зацепил "девятку и прочертил по ней в районе переднего бампера. Что-то звякнуло, хрустнуло, автобус повернул на Никитинскую и, как ни в чем ни бывало подъехал к остановке. Закипев, как забытый на плите чайник, я рванулся в погоню, объехал обидчика и заблокировал его, поставив свою машину наискось перед кабиной. В моей обезумевшей от нестерпимой обиды голове пронеслись низменные междометия и нецензурные эпитеты. Я подлетел к кабине автобуса и заорал:

- Ты чего! Слепой?!
- А что? - удивленно спросил пожилой, лет шестидесяти водитель.
- Так ты не только слепой, но и глухой? Продрал весь бок своей "колбасы" по моей машине и даже не заметил?!

Во мне шкворчали и выплескивались на теплый асфальт фекалии. Я находился в состоянии человека, которого несправедливо оскорбили, обманули и обокрали одновременно. Стопроцентная правота моей позиции и неоспоримая виновность оппонента придавали мне апломба, решительности и неразборчивости в выборе средств урегулирования конфликта.

- Иди - смотри на свои художества! - орал я, указывая на "девятку".

Водитель, не спеша, вылез из автобуса. За ним бросились на улицу и пассажиры. Наличие зрителей придало мне дополнительные силы.
У машины был поцарапан угол бампера со следами бежевой краски автобуса, сломаны боковые крепления предкапотной накладки и вырвана та самая левая фара, которая теперь, без стекла, болталась на одном, чудом уцелевшем, винтике. После осмотра "девятки" мы прошли к автобусу - от "гармошки" до заднего колеса моим бампером была прочерчена полоса.

- Так это: - водитель, наконец, оценил ситуацию. - Я ж с правого ряда не умещаюсь:
- А зеркала у тебя на что? Пропустить-то ты обязан по-любому! - я был горд от своей доминирующей позиции, и, кроме того, доволен, что ранее разбитую фару теперь можно списать на неловкого труженика 10-го автобусного парка. - Ладно, вызываем ГАИ, пусть разбираются.

Пассажиры, оставшиеся без средства передвижения, разом заняли позицию водителя и хором, не стесняясь в выражениях, принялись высказывать беспочвенные обвинения в мой адрес в стиле - "гоняют, сволочи!". Это, вкупе с тем, что автобусник явно понимал "размер своего попадания", раззадорило меня еще больше.

- Бампер, облицовка, фара! Ты знаешь, сколько это стоит?
- Сколько? - спросил обмякший водитель с тоской в окруженных тонкими морщинами глазах.
- А считай, - я начал приводить ему калькуляцию предстоящего устранения неисправностей. Сумма получилась серьезной.
- У меня столько нет, - тихо сказал водитель. Он стоял какой-то внезапно сгорбившийся, поникший, опустив мозолистые руки со вздувшимися венами и большими, неловкими пальцами.
- Ну, тогда - ГАИ! - Самодовольно, обведя толпу победным взглядом, огласил я приговор.
- Не надо ГАИ: - еще тише произнес водитель и совсем опустил голову. - Лишат премиальных, отпуск на зиму перенесут: Сейчас с линии сойду - тоже все взыщут по средней. Да, и шестьдесят стукнуло - могут и "обходным" угостить:
- И правильно сделают! Ну, что будем делать?
- Возьми мои права, - он полез в нагрудный карман клетчатой, старой фланелевой рубашки, - Я завтра выходной: Наскребу, займу. Отдам.
- Ну, конечно! Завтра ты скажешь, что меня впервые видишь!
- Нет: Куда же я без прав:
- Ладно, - подумав, сказал я. - Но учти, дед, - если завтра денег не будет, то я твои права в мелкие клочья порву для получения хотя бы морального удовлетворения!
- Будут: - водитель тяжело вздохнул, разглядывая свои рваные сандалии.

Я записал его адрес, нарочито громко хлопнул дверью, и, сорвавшись с пробуксовкой с места, поехал в автохозяйство.
Сашка еще был в боксе и возился с коробкой передач.

- Давай фару! - крикнул я с порога. - Есть добрые люди в государстве. Выдрали ее мне с кишками!
- А кто виноват? - спросил Сашка.
- Да, дед какой-то на "икарусе". Ни хрена не смотрит, куда едет. Заходил в правый поворот из левого ряда, а в зеркало даже не удосужился посмотреть.
- Без мигалки что ли? - спросил Сашка. - "Икарус" же длинный, небось не помещался в радиус:
- Хрен его знает, мигал он или нет: Завтра оплатит ущерб и будет точно включать поворотники и назад смотреть.
- Ну, если мигал, то ты сам-то мог сообразить, что он не вписывается:
- Ладно! Хватит теории гнуть. Фару давай!

Через полчаса я снова выехал с автобазы. Царапина на бампере стерлась ацетоном, облицовку мы прижали шайбами, а новая левая фара была так хороша, что требовала замены правой.
:Водитель жил в "башне" на 16-й Парковой возле кругового движения. Я поставил машину непосредственно на круге и, вглядываясь в каракули с адресом, вошел в подъезд. Обшарпанная, обитая старым дермантином дверь открылась не сразу. Пройдя в прихожую, я ощутил запах лекарств, смешанный с ароматом подгоревшей картошки. Квартира была однокомнатной, с выцветшими, старыми обоями и такой же мебелью. Дверь в комнату была прикрыта. Водитель, в старомодных очках, с сероватым лицом, одетый в знакомую фланелевую рубашку и пузырящимися на коленях трико сгреб со старомодного трюмо приготовленные деньги и протянул мне.

- Чуть не хватает: - виновато сказал он. К потертым мелким бумажкам была даже добавлена мелочь.
- Ладно, - снисходительно процедил я сквозь зубы.
- Ваня! - вдруг раздался из комнаты приглушенный женский голос. - Напои человека чаем! И поблагодари!
- За что? - водитель приоткрыл дверь, и я увидел разложенную диван-кровать, на которой лежала бледная, седая женщина. Рядом стояла табуретка, аккуратно застеленная обрезком выцветшей клеенки, с пузырьками и коробочками с лекарствами.
- Ну, он же пошел тебе навстречу: - сказала женщина.
- Болеет? - сдавлено спросил я.
- Инсульт. Полгода, как парализовало ниже пояса: Будешь чай?

Из-под коленок, нарастая и усиливаясь к груди, по моему телу побежала дрожь. Я смотрел на водителя, и становился ниже ростом. Мое тело уменьшалось в размерах и хотело уместиться в самую узкую щель между плинтусом и стенкой прихожей. В голове, в каком-то необъяснимом хаосе проносились фрагменты с зеркальными отражениями моей надменной, алчной физиономии, победной позы, самодовольных гримас и игрой "на публику". Трясущимися руками я сунул деньги и права в руки водителя и бросился прочь из квартиры. За спиной звенела мелочь, выпавшая на пол из неловких, толстых пальцев.
Забыв про лифт, я ураганом слетел по лестнице вниз и, оттолкнув входившего в подъезд мужчину, выбежал на улицу. В "девятке" на меня навалился стыд. Это был не стыд зрителя, у которого в театре сломалась молния на ширинке, а ощущения человека, который совершил нечто подлое и грязное и вымазался этой подлостью и грязью с ног до головы. Я тер горевшее лицо, словно пытаясь очиститься от чуть было несовершенного, и не мог понять - почему все это пришло только сейчас? Как я не смог вчера, на остановке не разглядеть в себе эту мелочность, не увидеть себя отвратительным и низменным? Я втягивал голову в плечи, стараясь спрятаться в себе самом от позора, а предательская, вырвавшаяся на волю дрожь, все била и била меня изнутри, смешиваясь с унизительными пощечинами, которыми наотмашь хлестала меня распоясавшаяся совесть:
:Прошло почти полтора десятилетия. Я давно забыл о том инциденте с автобусом. Жизнь изменилась. Мы пересели с "Жигулей" на иномарки, сделали "евроремонты" в новых квартирах и стали ездить на отдых к чужим морям.
Однажды за пару дней до Нового года, возвращаясь с работы домой, я стандартно застрял в обычной пробке у одного из расплодившихся рынков. Дорога поднималась вверх и, стоявшая передо мной древняя, как минимум десятилетняя "девятка" с областными номерами, трогаясь, неизменно откатывалась перед стартом. В очередной раз попытка продвинуться на следующие три метра кончилась неудачей - машина заглохла. Пытаясь запустить мотор, водитель покатился назад. Предчувствуя недоброе, я переключился на заднюю передачу, но тут же услышал напряженный гудок почти подперевшей мой бампер машины. Я нажал тормоз и надавил клаксон, но водитель "девятки" совсем растерялся и, безуспешно продолжая крутить стартер, не трогая тормозов, въехал мне в решетку радиатора. Хруст ломающейся пластмассы полоснул меня ножом по сердцу. Я поставил машину в "паркинг" и пошел осматривать объем разрушений. Они были небольшими, но неприятными. Между тем, из "девятки" вылез пожилой дядька в кроличьей шапки и женщина того же возраста. Они испуганно смотрели на проломленную дыру в иномарке и боялись вымолвить слово.

- Ручник перед заводкой дергать не пробовал? - спросил я и принялся собирать обломки решетки.
- Растерялся, - проговорил водитель. - В Москве редко бываю: Извините меня:
- Ты что ж натворил? - тихо, с отчаянием пролепетала женщина. - Это ж иномарка. Чем же мы расплатимся?!

Мужчина стер испарину со лба и молчал.

- Страховка есть? -я сложил многочисленные обломки решетки на капоте "Ниссана".
- Нет, откуда такие деньжищи:- выдавил водитель. - Это ты меня на этот чертов рынок подбила ехать! - набросился он на женщину. Они принялись выяснять, кто из них больше виноват в этой дорожной трагедии .

Я достал мобильник.

- Ты на работе?
- Да, уже приехал: - раздался, словно приглушенный расстоянием до Нью-Джерси голос.
- Позвони срочно дилеру "Ниссана". Сколько стоит решетка радиатора и эмблема на мой "Квест"?
- А куда делась старая?
- Выдавили на хрен:
- Сейчас, - зевнув, ответила трубка. - Почти "тотал лосс":

Хозяева "девятки" слушали мой разговор с видом узников, приговоренных к смерти.

- Что сказали? - спросила женщина.
- Сейчас перезвонят, но навскидку - долларов семьдесят.
- Это сколько на наши?
- Тысячи две:
- У нас столько нет: - сумма, словно оглушила водителя, а женщина закрыла лицо руками.
- ГИБДД? - поинтересовался я. - Езда без страховки:
- Нет-нет! - встрепенулась женщина. - Мы найдем!

Они даже не думали о том, что можно попытаться развернуть аварию в сторону моего удара им в задний бампер.
Зазвонил телефон.

- Шестьдесят три доллара некрашенная.
- Понял, я перезвоню, - ответил я и повернулся к оппонентам. - Ну, я не ошибся. С покраской - сотня ихних или две восемьсот наших.
- Мы в Егорьевске живем, - понуро сказала женщина. - Деньги отыщем, но как передать?

Я оглянулся на судорожно объезжающие и проклинающие нас машины. С неба хлопьями валил новогодний снег, и мягкий морозец пощипывал нос. Становилось и зябко и неуютно.

- Давайте так, - я полез в карман. - Вот моя визитка. Там есть мобильный телефон. Соберете денег - позвоните, а там решим, где пересечься:
- Я к третьему точно найду, - торопливо пообещал водитель, принимая спасительную бумажку.

Я махнул рукой, залез в теплый минивэн и поехал в гараж. На следующий день мы аккуратно склеили решетку и вернули ее на место.
:Второго или третьего января мы строили в деревне снеговика. Он получился огромным, с веником в одной "руке" и красным ведром на голове. Не хватало носа и глаз, и я пошел в дом за картошкой и морковкой. Зайдя на террасу, я услышал голос надрывавшегося телефона.

- Слушаю!
- Здрасьте. Это Анатолий?
- Кто?
- Ну, который Вам машину стукнул:
- А! Привет. Ну, что?
- Мы собрали деньги: Как передать?

За окном светило зимнее, яркое солнце. Дети и уподобленные им мамы резвились вокруг снеговика и, взвизгивая, катались на санках с горки. Генка с Лешкой, попивая "Kozel" жарили шашлык и, как всегда болтали о машинах. Мать суетилась, бегая через террасу с кастрюлями:
И тут я внезапно вспомнил водителя автобуса из уже далекого прошлого, стоявшего передо мной, как перед палачом с опущенной головой и бессильно брошенными вдоль тела большими руками с набухшими венами: Меня передернуло.

- Как жену зовут, Анатолий? - спросил я.
- Что? - не сразу сообразил он. - Валентина она:
- Ну, поздравь Валентину с Новым годом! И тебя тоже поздравляю!
- Что?!
- С Новым годом, говорю! - рассмеялся я.
- Спасибо, - Анатолий проговорил это, словно доставая слова из валенок. - А деньги?
- А ты их уже отдал.
- Когда? - он ничего не мог понять.
- А сейчас. Когда мой номер набирал! Удачи! - я выключил телефон, нашел необходимые снеговику овощи и пошел на улицу.

2 Kir*
Спасибо, классные рассказы. Особенно понравился последний. Мы ведь нередко ведем себя вызывающе, играем на публику, когда виним кого-то, кто в мелочи провинился перед нами. У меня была похожая ситуация больше года назад. Если честно, до сих пор дико стыдно - но, прочитав последний рассказ понимаю, что если попаду в схожую ситуацию (необязательно с машиной), то вести себя буду совсем по-другому. Еще раз спасибо.

Блин. Вспомнилось. Из жизни.
1 случай. год -82 примерно.. . Зима, снег, гололёд. Отъехав от дома метров 500, остановился, пропускаю машины. Вижу в зеркало -летит. Такси, водитель с выпученными глазами. А я и тронутся не успеваю. Багажник -домиком сложился. Говорю -Ну, что делать будем. Он-давай ГАИ звать. Оформили, потом встретились -а когда он узнал сколько хочу за ремонт -25 рублей, что-ли.. . Что-ж ты сразу не сказал, что так мало, я мол, говорит, думал запросишь сейчас кучу денег. Написал ему расписку, что претанзий не имею...

2 случай. год 94 примерно. Стоял Мерседес у меня на стоянке.
Звонят, говорят- пенсионер на какой-то развалюхе мне фару разбил, при стороже. Телефон оставил, сам чуть не с инфартом. Вроде метаться искать её хочет.
Я позвонил, говорю: Вы пока не покупайте, я может найду подешевле. А потом, мол позвоню -скажу сколько.
Потратил день на телефон и объезд магазинов. Нашёл. За 70 долларий стекло. Снял вклеить, а там корпус разваливается. Но вклел и склеил. А мужику тому звонить не стал. Не поню, может позвонил, сказал, чтобы забыл.
Но денег точно не брал.

3 -й. Год точно был 91-й. Еду я на своей тогда кажущейся чудом 730 (735 ?) БМВ. Показывать покупателю.
И тут!!! Блин!!! Стою на светофоре, деться некуда. И вижу-влевя, рядом со мной, как замедленное кино-Запорожец, выворачивает колесо и мне !!! В бок!!! Едет!!!. Бам!
Крыло, переднее, между колесом и дверью . Два часа ждём ГАИ. А он директор какого-то нищего колхоза-совхоза. Спрашиваю -нафига-ж было так меня ? Вы мол, хоть представляете сколько может стоить в сервисе час работы даже ? Небойсь дороже, чем весь Запорожец тогда.
В общем договорились, чтобы не суетился и не волновался -может я так черноту от резины ототру бензином, подправлю -если покупатель не заострит внимания на этом -то и хрен с ним.
Этот не купил. Купил тогда другой, на это место никто не обращал внимания при торговле. В общем мужику звонить не стал.
Ну и ещё вспоминаются такие случаи, но хватит.

Самое главное -толку никакого. Ни радости, ни огорчения, вообще ничего. Если бы не рассказ -никогда бы и не вспомнил...
За рассказ спасибо. Только почему-то напиться захотелось. ?