".. . Его беда заключалась вот в чем: он любил рассказывать о том, чего не
было и быть не могло, и очень сердился на тех, кто выражал ему недоверие.
Рассказывал он главным образом охотничьи истории, в которых он якобы играл
главную роль, а ведь все в Рожденьевске-Прощалинске знали, что он никогда
и ружья в руках не держал, тем более что на правой руке его отсутствовал
именно тот палец, которым спускают курок. Отец очень угнетал сослуживцев
своими историями, а всех сомневающихся считал личными врагами, переставал
разговаривать с ними, выискивал в их работе недостатки и даже жаловался на
них начальству. Поэтому в тех бухгалтериях, куда он устраивался, вскоре
возникала многосторонняя склока, эпицентром которой был он сам, и в конце
концов от его услуг отказывались. Но на прощанье ему всегда давали
отличную характеристику, так как, повторяю, работником он был хорошим.
Дома отец тоже любил рассказывать свои охотничьи вымыслы. Мать, всецело
находясь под его влиянием, никогда не делала ему критических замечаний, а
брат мой Виктор всегда тактично поддакивал отцу и с вежливым видом
расспрашивал, что же случилось дальше. Поэтому отец, а глядя на него и
мать, души в Викторе не чаяли. Ко мне же отец относился с холодком. Он был
на меня в обиде за то, что я не подавал никаких надежд, и еще за то, что я
очень любил правду.
Помню, когда я выучился читать, то однажды нашел на чердаке
дореволюционную "Ниву" и притащил ее в комнату. Меня заинтересовал
крупный, во всю страницу, рисунок, где была изображена снежная поляна и
лежащий на ней убитый медведь. Возле зверя стояло несколько важных господ
в роскошной охотничьей одежде, а один из охотников стоял спиной к зрителям
и, как можно было догадаться, рассматривал медвежью шкуру, проверяя ее
качественность. Под картинкой была подпись: "Его Высочество Великий князь
Николай Николаевич со своей свитой на медвежьей охоте".
- Папа, почему это все дяденьки стоят лицом сюда, а один стоит задом? -
спросил я отца.
Отец вгляделся в рисунок и тихо сказал:
- Мое счастье, что художник так изобразил охотника. Если б он нарисовал
его лицо, то по лицу бы узнали, кто он, и арестовали бы за связь с царским
домом. Знай: этот человек - я. Это я и убил медведя.
- Папа, ты сам убил медведя? - удивился я.
- Да, я сам. Помню, помню этот случай. Сам великий князь пригласил меня
на эту охоту, и я убил зверя. Но медведя приписали князю, а меня вызвали в
Зимний дворец, выбрали в президиум и премировали отрезом на пальто.
- Папа, а страшно охотиться на медведей? - спросил я.
- Нет, я нисколько не боялся. У меня свой метод был. Я ждал, когда
выпадет глубокий снег, и затем на лыжах шел к берлоге. Я смело просовывал
лыжную палку в берлогу и будил медведя. Тот, ничего спросонок не
соображая, выходил - и тут на него кидалась моя собака, чтобы отвлечь
зверя от меня. А я в это время стрелял. Один меткий выстрел - и зверь
падает, сраженный пулей отважного охотника.
- Папа, а собака-то как шла по глубокому снегу? Ты на лыжах, а
собака?..
- Для собаки я тоже сделал лыжи. Она на них очень даже резво ходила.
- А сколько лыж надо для собаки: две или четыре?
- Две, - ответил отец. - Двух вполне достаточно.
Насчет приглашения к царскому двору и насчет медведя я не сомневался,
но собака на лыжах меня насторожила, и то не сразу, а дня через два, когда
я вплотную задумался над этой проблемой. Червь сомнения закрался в мое
детское сознание, и, чтобы убить этого червя, я решил проделать опыт над
нашим домашним псом Шариком: я попытался привязать к его лапам свои лыжи.
Но Шарик, который никогда ни на кого не лаял и был очень добрым, на этот
раз обозлился и даже укусил меня. А когда я сообщил об этом опыте отцу,
тот рассердился на меня.
- Нытик и маловер! - воскликнул он. - Как ты смеешь не верить мне!
Сегодня будешь без сладкого!
В другой раз отец рассказал, как он охотился на рысей - тоже своим
способом. Рысь, как известно, всегда кидается на шею. Отец наматывал на
шею полотенце, а поверх него - мелкую рыболовную сеть. Вместо ружья он
брал наган. Он шел в лес и становился под деревом. Рысь, видя безоружного
человека - легкую добычу, прыгала на него. Когти ее вязли в сети. Отец
вынимал из кармана наган и приставлял его к виску разъяренного зверя.
Выстрел - и рыси нет.
А для охоты на волков у него тоже был свой метод. Узнав, что где-то
появилась волчья стая, отец отправлялся туда с ружьем и
лестницей-стремянкой. Разыскав стаю, он выманивал ее из леса. Стая бежала
за ним, надеясь растерзать его и съесть, а он выбегал в поле, моментально
раздвигал стремянку и становился на верхнюю ступеньку. Волки толпились
внизу и пытались добраться по лестнице до него, и он бил их поочередно,
пока не гибла вся стая, скошенная губительным свинцом.
Каждую такую историю я сперва принимал на веру, а дня через два-три
начинал сомневаться. А еще через несколько дней я догадывался, что это
неправда. Тогда я объявлял об этом отцу, а он сердился... "
Вадим Шефнер. Человек с пятью "не", или Исповедь простодушного.
