Прочитал только что про кабана
mk.ru и вспомнилось.
Печка потрескивала остатками угольев, над столом в каком-то сизом полумраке висел смог из дыма 'Севера', 'Мальборро' и выдохов пяти мужиков, утяжеленных почти допитыми тремя пузырями 'Андроповки' и пятью ополовиненными стаканами якобы индийского чая 'Три слона'. Вообщем-то мужиков было, пожалуй, что четыре: Колька, мой приятель Генрих, да слуга ваш покорный, да сын Кольки - Колюня. Кольке было 52, Колюне - через полгода предстояло отдавать долг Родине, меняя звание сельского тракториста на призывника весеннего призыва. Ну, а Кольке вроде бы, как папане колюненому, надо было готовить его к этой почетной доле. Но сидели все за столом вровень и никто никого ничем не образовывал и морали не читал. Мол, молод исчо с дядьками водку-то пить. Да и не самоцель были посиделки эти. Это почему-то считалось так у непосвященных в охотницкие заботы, мол, если пять мужиков в одной деревенской избе собрались, то и забот у них только нажраться, да и вся недолга! Так, курили, перебрасывались лениво в картишки, в дурачка, но промеж того уже в который раз перетирали как же вчера по дурацки охота обломилась. Сучка эта бабы Дуси вылезла поперед всех своим лаем и согнала приличного хрюна, судя по следу, да помету. Не сопливый сеголеток, судя по всему был, а нормальный секач. Чуть не в ладонь след был. Так после лая этого дурацкого тот рванул так в ельники непролазные, что и на БТР не догонишь.
Еще двоих посидельцев мужиками можно было назвать условно. Один - был Саня вообще то ли спецкор чего-то там, то ли 'Известий', то ли 'Комсомолки' и охоту-то видевший разве что по телевизору. Да и сразу стало понятно, когда в первый же день как из Москвы приехали, да стали разбираться с вещами, да провизией, предложили ему с надворья дров принести, а он натурально так удивился 'Кто, я?'. Так всё понятно и стало, спецкоры дрова не носят - не спецкоровское это дело. Ну, а Генрих, хоть и не россейских кровей, а израилева народа кровинушка был, тот охотой дышал, знал её, а уж сколько было вместе всякого и не сосчитать. Не говоря уж о том, что и изба и чай его были. Ну, а пятый - Ванятка, самый младший Колькин, тот совсем ещё шпингалет - школяр был. Впрочем, с трактором управлялся не хуже ни папани, ни брательника. Всё ж, в шестой пошёл - не шутка мужичок уже!
Ну, так промеж картишек да разговора ленивого и не заметили, как Ванятка исчез, чтоб пока папаня с мужиками за столом, он с трансмиссией тракторной потренируется, рычагами туда-сюда подёргает. Ну, да и мы с устатку не заметили, как малец исчез, да и время уже к полпервому ночи подкатывало.
Влетел Ванятка в избу так, словно за ним волки неслись. Да еще и с воплем 'Папаня, папаня! Секач там, на задах у бабы Дуси!'.
Колька, только ухмыльнулся: 'И чего бузишь! Толком-то говори! Мож ты сучку её за кабана-то принял в темени-то?'
- Дык я и говорю, я на тракторе засветил его, а он:
- Дык и хто ж те разрешил ?
Дело могло принять скверный оборот. Но влезать в разбор старшого с меньшим не полагалось, и мы как-то, делая вид, что нам всё это пофигу мороз, занялись кто чем. Генрих буркнул: 'Пойду-ка отолью что ли', я стаканы с остатками чая стал выносить, а спецкор наш как Штирлиц какой в газету уткнулся, только дырочку просверлить в ней забыл, так его подмывало не пропустить чего.
Только Колюня колоду накрыл ладонью не хуже папашкиной и осмелился вставить.
- Да, ладно бать, завтра разберёмся. Давай на зады сходим. Мож, это тот, что вчера ушёл?
- Ну, ладно! (Колька сразу забыл про воспитательную работу).
- Давай Ванька, за Дымком лети, а у Дуси сучку её возьми, теперь в темноте он не шибко-то её испугается, да и она не полезет, однако! Ну, что мужики, рванём в дурь?!
- Николай Иваныч, а почему в дурь? - Саня со своим рафинированным благоразумием никак не мог понять, что ночью на кабана только и можно, что разве что в 'дурь переть'.
- Да ладно, не заморачивайся! Сам увидишь, только вперёд не лезь, чтоб от своих же пулю не схлопотать!
Сказать что было темно и зябко - значит ничего не сказать. Даже если про негра намекнуть с его тёмными частями тела. Но худо-бедно, двое - Колюня, да Саня влезли в трактор, а мы втроем пошли в обход поля, чтоб, если секач и вправду там, отсечь его от речушки. Она хоть и переплюйка была, но в темноте совсем дураком пропащим надо было быть, чтобы в неё лезть, да ещё вдогонку за кабаном. Колька впереди шёл как при свете, а мы уж на слух за ним поспевали, то и дело спотыкаясь. Вдруг он остановился и склонившись к нам, шепнул: Вы от меня по разны стороны шагах в десяти и медленно ступайте и не палите, если только на вас не выскочит.
Где-то вдалеке уже светил и брюзжал трактор. Но не успели мы и десяток шагов сделать, как бабахнуло со стороны Кольки прилично и следом загремел и колькин хриплый крик: Ушёл сукин кот, мать его в оглоблю!
Когда минут через десять задыхаясь, принесся с собаками Ванятка (не зря его отец в село погнал, знал, что не успеет меньшой!), ловить было нечего.
Колька не переживал, только головой качал: да, надо было бреннекой его лупить, а не круглой. Вон окропил нормально пашню-то, а так бы тут и лежал. Ну, да ничего, завтра поутрянке, как рассветёт и доберём. Но это вы уж без меня, вон с Колюней.
Поутру, только чуть посветлело, ещё и туман не осел, пошли уже по кровяному. Всё ж за речку хрюн рванул. Но кровь была хорошая такая, тёмная, зацепило его плотно.
Собаки, которых уже штук пять набралось дворняг деревенских, но здоровых и злобных, сразу за речкой рванули к ельнику, до которого через березняк, да осинник было метров под сто.
Генрих с Саней в обход рванули, мы с Колюней шагах в десяти друг от друга не спеша, держа стволы в небо, уже сдернув с предохранителей, готовы были ко всякому. Но тут залились псы, заорал Генрих с другой стороны ельника и сквозь деревца я понял, что происходит что-то несуразное. Метров за пятьдесят в меня как в замедленном кино стали подниматься Генриховы стволы, я крикнул Колюне: 'Ложись', сам метнулся за березу и тут же грохнула правда не в нас, а в ельник меж нами, генрихова двадцать седьмая ижевка, следом раздался рёв, которому позавидовали бы все абиссинские львы, и из ельника, волоча перекошенный на сторону зад, как привидение вылез такой чудищ, что адреналин если бы ещё оставался, выплеснулся бы рядом с кровяным кабаньим следом. Я заорал: 'Генрих, сука, не стреляй!' и мы с двух стволов с Колюней метров с десяти уже почти в одну секунду выдали залп.
Потом собаки рвали, без всякой надежды что-то оторвать, жесткую вонючую и чернобурую шкуру, слизывали ещё теплую кровь из-под кабаньего глаза, с брюха и бока, Саня бегал вокруг с фотоаппаратом и беспрестанно щёлкал, то нас, то сам позировал на фоне башки с цветной телевизор 'Темп', разве вместо антенны клыки торчали вполбашмака 43-го размера.
И вот уж четверть века прошло, и кабан был на счету не первый, но то-ли стволы, смотрящие в лоб, то ли рев вепря лесного, прощавшегося с жизнью, то-ли Колька со всем его семейством охотницким так и засели в памяти. Ничего не придумано, всё как было и рассказал, а что неточности, если какие, так четверть века всё же - не шутка, много чего с памятью вытворить могут.Да и Новый год на носу. С Новым вас, друзья и много "с полем!"
Аж адреналин по спине прошел.
