А мороза этого, судя по интенсивности выпускаемого моими лёгкими пара - не меньше тридцати пяти градусов.
Что, в принципе, и не очень холодно:
К такому выводу меня, преде всего, подталкивает сила, скопившаяся внизу живота, я быстро расстёгиваю пуговицы на спальнике, сую ноги в обезанные валенки, стоящие подле нар, расстёгиваю хрустящий вход и окунаюсь в студенистый мрак зимнего утра.
Хорошо:
Исшедшая из низа живота в мягкий пушистый снег сила успокаивает:
Вспоминается:
<Каждый таёжник обязан зажигать костёр с помощью одной спички. И ведра солярки>.
Так говорил мой омолонский приятель, охотник по кличке Квадрат.
Сейчас главное - не уснуть. Не разомлеть в тепле, не распластаться на тёплом спальном мешке, не дать убаюкать себя хрустением веток и подвыванием пламени в тонкой жестяной трубе печки-экономки.
Через 10 минут в палатке становится жарко - температура поднимается на пятьдесят градусов - только что было ниже тридцати, сейчас уже 20 тепла.
Дрова превращаются в пламя, которое улетает в трубу с заунывным протяжным свистом. Я не тороплюсь нагревать поддувало, и сижу на нарах в одной рубашке, с наслаждением слушая, как жужжит закипающий чайник. Немного подумав, ставлю на край печи сваренный вчера рис с растворёнными в нём остатками нарубленной сохатиной грудины. Жир на дне кастрюли почти сразу же начинает скворчать и похрюкивать.
Я, словно змея, впитываю тепло в тело. Скоро мне предстоит выйти на мороз и провести на нём всё светлое время суток. Каждая калория, которую я сейчас принимаю из воздуха, мне весьма и весьма пригодится.
Насыпаю в чайник горсть крупных, свернувшихся листьев индийского чая. Несколько листиков падает на печку, и палатку мгновенно заполняет густой крепкий аромат. Я выдерживаю чай на плите ещё пару минут, а затем наливаю красно-коричневую жидкость в эмалированную кружку, ручка которой обмотана тонким капроновым шнуром. Размешиваю в ней три столовые ложки сахара и выпиваю эту кружку натощак, в три или четыре глотка, так что глаза едва не выскакивают на стебельках.
После чего наступает очередь миски каши с грудинкой. Есть не очень хочется, но надо - трудно сказать, когда удастся поесть в другой раз.
Миска каши запивается ещё одной кружкой сладчайшего чая, и на очереди оказывается следующая - последняя по счёту этого утра.
На глаза садится массивная шапка из собачьего меха.
Перед выходом я набиваю печь толстыми сырыми чушками и накрепко закупориваю поддувало. Возможно, мне повезёт, и печь, потихоньку прогорая, сохранит немного тепла и углей к моему приходу:
Я выхожу из сухого жара растопленной палатки на улицу. Снимаю с конька короткую ухватистую малокалиберную винтовку ТОЗ-16, приготовленный загодя мешок с пятью надёжными, перебранными не раз, капканами (мало ли, потребуется заменить сломанный или украденный), несколькими кедровками, застреленными специально для приманки, сухими носками, запасными рукавицами, армейским котелком <боб> и дневным запасом чая и сахара.
Подумав, бросаю в мешок банку сгущёнки. Там, правда, лежит ещё одна, так же как и банка говяжьей тушёнки - но что-то подсказывает мне, что этот запас меня не огрузит.
Выдёргиваю из снега громоздкие, но удивительно лёгкие самодельные лыжи, прочно зашитые в камус, - и становлюсь на тропу.
Очень холодно.
Мороз физически давит на идущего по зимней тайге человека, так что тот не отвлекается на всякие мелочи вроде крикнувшего неподалёку от тропы желны, или перелетевшей через путик летяге. Обращаешь внимание лишь на серьёзные изменения в мире - пересекший лыжню след двух сохатых, или несколько набродов соболя, появившихся в последние три-четыре дня моего отсутствия. От моего дыхания запотевают очки, иней осаждается на усах, бороде, бровях, меховой шапке.
Солнце вроде присутствует на небе, но не светит сквозь него, а чуть подсвечивает его серо-белесый купол как матовая лампа дневного света. Тени от деревьев не имеют резкости, а выглядят, словно нанесённые на рыхлый ватман мокрой акварелью.
Под лыжами хрустит наст.
Одна мысль в голове - как можно быстрее добраться до дома.
Разница в температуре внутри палатки и за её утлыми полотняными стенками едва составляет несколько градусов, но эти несколько градусов кажутся мне дыханием горячего ветра из Сахары. Я быстро сдёргиваю банку с печного поддувала, и слышу, как в печи мгновенно нарастает напор пламени. Я вытряхиваю из чайника остатки утренней заварки, заново набиваю его снегом и, открыв круглую дверцу печки, ставлю его прямо в огонь на угли. Через три минуты выдёргиваю его обратно, засыпаю заварку в кипяток, и втягиваю в себя терпкую пышущую жаром, жидкость.
Жизнь удалась! До завтрашнего утра:
ПыСы. Я обычно убеждал себя несколько минут, что яяя Бооольшое Бооольшое Жаааркое Жаааркое Солнышкооо
quote:
Есть необходимость в таком суровом бытии?Это быль?
quote:
Но, по сути, всё, что я делаю - я делаю наперекор мрачному Богу Мороза.
Что было дальше?
quote:
Originally posted by HUNTER 004:
Отлично!Что было дальше?
А ничего. 20 таких дней из 60 в сезоне.
quote:
Originally posted by onemen:
Миш, благодарю за рассказ! Новая книга или часть?
Тяжёлые подъёмы первые дней 5-10,а потом почти на автомате, по крайней мере у меня было так.
Саш, это если для удовольствия. А когда это работа - то вся жизнедеятельность у тебя в общем-то, держится вокруг того, чтобы если ты вышел из тепла, то как можно скорее в него обратно зайти. При температурах около 40 градусов, я имею в виду.
quote:
Нах.. уй, лучше обоссаться.
убил... ;-))) терпишь до последнего... ;-)))
quote:
хер встал.
;-))) тоже спать мешает... ;-)))
quote:
тоже спать мешает... ;-)))
Особливо когда давно из цивилизации...
quote:
Почти как по Джеку Лондону)))
"К двадцати трем годам Лондон сменил множество занятий, арестовывался за бродяжничество и выступления на социалистических митингах, был старателем на Аляске во время <золотой лихорадки>, был студентом, плавал матросом, участвовал в марше безработных..."
quote:
Originally posted by Ochotnik:
Да у них и биографии схожие, только несколько растянутые во времени"К двадцати трем годам Лондон сменил множество занятий, арестовывался за бродяжничество и выступления на социалистических митингах, был старателем на Аляске во время <золотой лихорадки>, был студентом, плавал матросом, участвовал в марше безработных..."
Не пизди. И старателем я не был, а матросом был всего три месяца - на морзверобое...
quote:
Не пизди. И старателем я не был
quote:
Не пизди. И старателем я не был
quote:
Сам не ври - не верю, что даже ради любопытства лоток в руках не держал.
quote:
С какой целью интересуешся?
quote:
Джек Лондон кончил плохо
quote:
Коль, не думаю, знаю, вопросов не задаю.
Захожу как-то в только что отпаленный забой и мама моя рОдная - куски кварца не валяются как обычно грудкой, а частично висят на таких(толщиной катаного припоя)прожилках.
Не удержался - сунул в карман кусок "общенародной собственности"
Долго потом валялся на полке этот обломок с "таракашками",пока не подарил по пьянке знакомому ВАГТовцу.
quote:
сунул в карман
Нашел - молчи... и потерял молчи
quote:
Нашел - молчи... и потерял молчи
quote:
Не пизди.
?????????????????????????????????????????????????????????????????????????
quote:
Не пизди.
quote:
+1.
поощряете.. ?
quote:
Originally posted by Арго:поощряете.. ?
quote:
walker41
да всё понятно...
в моём понимании, такие вещи человеку говорить можно в лицо, когда он тебе ответить может...
Михаил, тем более, сам модератор и за подобные изречения людей банит...
разберутся
quote:
Михаил, тем более, сам модератор и за подобные изречения людей банит...
quote:
разберутся
Мне кажется, что в большинстве случаев за внешней грубостью скрывается вполне антилигентная душа человека или она используется как барьер при попытках поковыряться в серёдке твоей души...